– Когда мой клиент пострадает? Благодарю великодушно, – ехидно заметила я.
– Теперь другого выхода, пожалуй, нет. Вы продолжайте расследование, а я дам негласное распоряжение моим людям оберегать господина Рогозина.
– Под моим контролем и после проведенного мной инструктажа, – немедленно выдвинула я условия, – то есть вы предоставите мне определенные полномочия.
– Как скажете! Полностью доверяюсь вам как специалисту.
Я внимательно уставилась в лицо инспектора, выискивая в его словах подвох.
– Мой человек наконец сообщил некоторые сведения о вас, – пояснил Смит, – разумеется, он смог раздобыть лишь только ту информацию, которая не была засекречена.
– Разумеется, – лучезарно улыбнулась я, – с некоторых моих заданий снимут секретность примерно тогда, когда ваши внуки постареют, инспектор.
– Моей дочери четыре года, – пробормотал он.
– Вот именно, – кивнула я.
– Понимаю, – уважительно прищелкнул языком полицейский и повторил: – Готов полностью довериться вам.
– Ладно, посмотрим.
За этим разговором мы не заметили, как дошли до коттеджа. Инспектор снял с двери печати и бумажную ленту и отпер замок. Мы вошли внутрь. В нос ударил неприятный запах, какой обычно стоит в неубранном, жарко натопленном помещении, когда его долго не проветривают.
– В общем, здесь уже можно прибрать, – пробормотал Смит, – специалисты собрали все улики, которые нашли. Здесь много крови и остатков пищи, а жара, которая стоит на дворе, разумеется, все это усугубила.
– Пожалуй, с этим не стоит торопиться, – возразила я и замолчала, полностью сосредоточившись на осмотре.
Коттедж выглядел как поле боя, где один человек отбивал яростные атаки другого человека или нескольких. Допустим, так и случилось. Но полицейские до сих пор не знают, каким способом была убита женщина, не нашли они и орудия убийства. Смогу ли я определить, что именно здесь произошло, по повреждениям интерьера? Нужно попробовать, это даст нам хоть какие-то ответы.
Возьмем для примера веранду. Женщина, убегая от кого-то, перевернула плетеный столик, зацепила кресло… А о вазон с пальмой, который тоже опрокинут, просто споткнулась в панике? Но почему она не бежала с криками на улицу? Надеялась на помощь мужа, который к тому времени крепко спал под воздействием препарата? Ладно. Итак, Лиза бежит внутрь коттеджа, в гостиную. Тогда почему оказался опрокинут цветок? Он не стоял на ее пути. Она в ужасе металась по веранде? А почему дверь, ведущая в гостиную, осталась совершенно целой и чистой? На ней буквально ни пятнышка, ни царапинки. А ведь Лиза, когда забежала в гостиную, первым делом должна была попытаться ее закрыть перед носом злодея, а тот, в свою очередь, должен был ломиться в нее и тоже оставить следы – сорвать дверь с петель, сломать замок. Но дверь цела. Ладно, допустим, Лиза не успела закрыть и запереть дверь, растерялась или испугалась. Или преступник следовал за ней по пятам, ей времени не хватило. Не важно, они оказались в гостиной и во время борьбы опрокинули стол. Здесь нападавший ранил женщину, потому что везде остались пятна крови, их тут множество. Но все пятна смазаны, это не капли, не брызги, наконец, не лужа крови. По ним не определить характер ранения и его тяжесть. Но Лиза активно боролась, значит, ранение не было серьезным. Во время борьбы пострадали стол с посудой, разбита ваза, сдвинута со своих мест или перевернута почти вся мебель.
