– Алеша, я, конечно, не специалист, но если «Тахмасибу» спускаться в Юпитер, как прошлый раз, на вспомогательной тяге, а отражатель поместить в специальный антикоррозийный чехол? Потом, перед стартом наверх мы его сбросим, и отражатель будет как новый.
– Чехол на параболоид в семьсот метров? Сошьем тут на коленке, тайно от всех!
– Почему тайно? Ты, Алеша, Володьку, дурака, не слушай. Надо сейчас пойти к начальству и объяснить. Что есть шанс спасти наших товарищей, которых считали погибшими. Пусть не мы туда, в Юпитер, пойдем, пусть другие. Только ты, Алеша, сразу скажи, что мы там уже были, поэтому у нас есть необходимый опыт для такой экспедиции. Скажи, не забудь!
– Михаила нельзя брать, – вздохнул Быков. – Он тогда-то еле перегрузки выдержал. И Жилин отключался несколько раз. Да и нельзя ему, мальку, снова на такой риск идти. А одному мне будет тяжело.
– Мы ведь тоже с тобой будем! – вскинул голову Юрковский.
– Вы мне в управлении кораблем не помощники.
– Тогда попроси Варшавского.
– Кого?!
– Варшавского, Степана Афанасьевича.
– Иоганыч, ты сдурел? Капитана Варшавского? Председателя следственной комиссии?
– Ну и что, что председатель? Лучше его на Амальтее все равно не найдешь. Нам, кстати, через час у него назначено. Вот ты к нему потом и подойди. Только на бумаге все изложи заранее, чтобы было ясно и аргументированно.
– Это ж зверь, а не человек!
– Ну, Алеша, ты сам временами весьма звероподобен. Стоите вы друг друга.
– Думаешь, Варшавский согласится?
– В Юпитер за Петрушевским нырнуть? Конечно! А вот согласится ли он тебя с собой взять, дело другое.
– Возьмет! Пусть попробует не взять!
Снаружи сквозь обшивку проник мощный, вибрирующий гул. Он постепенно усиливался, становясь все выше и выше, дошел до пронзительного, почти неслышного свиста, от которого болели зубы. Где-то по соседству надувался очередной экзосферный пузырь. Накатившая от него волна заставила «Тахмасиб» грузно перевалиться с борта на борт. Быкова опять замутило.
– Что? На волжских глиссерах потише качало?
Капитан Варшавский в силовом экзоскелете поверх противоперегрузочного костюма напоминал толстую гусеницу в объятиях железного паука. Человеческой оставалась одна обросшая седой щетиной голова. Неживого бледного цвета щеки сползли складками на багровую шею. Отвисшая нижняя губа не закрывала прокуренные зубы. Но в зубах у Степана Афанасьевича была по-прежнему упрямо сжата его знаменитая трубка, пусть сейчас и незажженная. Трубка эта здесь весила, наверное, с полкило. Откуда, интересно, Варшавский знает, что он работал лет двадцать назад мотористом в речном пароходстве? Нет, не думал тогда Лешка Быков, что будет плавать по сжатому водороду за миллиарды километров от родной Волги.
