Все, что поступало в товароведку за день, вечером Иннокентий Михайлович сортировал, раскладывал по стопкам, уже в уме заранее определял по назначению. Отдельные тома из собраний сочинений он уносил на антресоли, в так называемый «отстойник», до времени, пока не подберется полный комплект. Потом эти собрания Иннокентий Михайлович пристраивал по своему усмотрению. В них была заключена великая сила поддержания связей с нужными людьми. Именно благодаря им он тоже вращался в некоем кругу нужных людей. Антиквариат имел свою особую судьбу: то, что Иннокентий Михайлович считал рядовым, малоинтересным, шло на продажу, а прочее… Себе Иннокентий Михайлович покупал антиквариат за редким исключением, но было много всякого пестрого люда, досаждавшего просьбами, заискивающего перед ним, сулившего мзду. Деловому, занятому человеку недосуг мотаться по букинистическим магазинам, выискивать то, что можно годами ждать на прилавке, но так и не найти. А Иннокентий Михайлович, маг и волшебник, мог сделать нужную подборку на любой вкус, как говорится, и цвет. Важно было лишь не торопить его, нужно было только принести списочек и должным образом договориться, чтобы он соизволил взять его у вас и положить в свой объемистый блокнот. А договориться — дело тонкое, дело личного обаяния. Обаяния, которое зависит и от щедрот клиентов в немалой степени. Нет, мелочных торгашей и скряг он не любил, не тратил на них даже минуты. Ему импонировали люди широкого размаха, универсальные, как он говаривал, интеллигенты новых времен. Но жаловал и оригиналов, нестандартно мыслящих особей, которые могли изредка чем-то позабавить. Порой удостаивал вниманием и какого-нибудь бедолагу писателя, взявшего на себя нелегкий труд состряпать очередной исторический роман и погрузиться в необъятную тьму веков с лампадой своих жидких познаний.
— Только ведь вы, уважаемый Феофилакт Петрович, наверное, черт-те что наворотите, а там, в редакции, вас все одно никто досконально не проверит, отдадут на рецензию какому-нибудь бывшему светиле-пенсионеру, который по старости лет определенно многое упустит из виду. Знаем мы нынешних сочинителей исторических романов… Ну разве вот Дмитрий Балашов на должном уровне пишет, — подзадоривал он литератора Вертопрашкина, так и не принятого почему-то в Союз и жившего на птичьих правах, не состоя ни в каких творческих и профессиональных объединениях, как он объяснял, «из принципа внутренней раскованности и отмежевавшись напрочь от всяческих злобствующих вздорных группировок».
