— Матушка, — сказала Катрин, подняв глаза к небу с непередаваемым выражением мольбы. — Если Бог пошлет мне такую же жизнь, как ваша, то в старости я скажу, что я была одарена Божьей милостью.
— О-о!
— Не надо жаловаться. Боже мой, ведь дядя вас так любит!
— Конечно, он меня любит, — в замешательстве произнесла Марианна, — но…
— Никаких «но», милая тетушка! Вы его любите, он любит вас, Небо вас соединило — все счастье жизни в этих словах.
Катрин поднялась и направилась к лестнице.
— Ты куда? — спросила мать.
— Я поднимусь в свою комнату, — сказала Катрин.
— Ах, и в самом деле! Мы ведь ждем гостей, так что тебе надо приодеться, кокетка!
— Гостей?
— Да, господина Руазена, мадемуазель Эфрозину и господина Луи Шолле, Парижанина… Мне кажется, ты его знаешь?
При этих словах мать хитро улыбнулась и добавила:
— Оденься получше, оденься получше, дитя мое!
Но Катрин печально покачала головой:
— О, видит Бог, я не для этого туда иду!
— А для чего же?
— Ведь моя комната выходит на дорогу, по ней должен вернуться Бернар — единственный, кто еще не поздоровался со мной в этом милом доме.
И Катрин медленно поднялась по прилегающей к стене лестнице, деревянные ступеньки которой поскрипывали даже под ее легкими и изящными ножками.
В то мгновение, когда она входила в свою комнату, тяжелый вздох, идущий из глубины сердца, донесся до слуха Марианны. Она с удивлением посмотрела на Катрин, и истина, кажется, начала ей открываться.
Вероятно, мамаша Ватрен, не умевшая быстро переходить от одной мысли к другой, еще долго бы обдумывала зародившуюся в глубине ее сознания мысль, если бы не услышала позади себя чей-то голос:
— Эй, мамаша Ватрен, послушайте!
Марианна обернулась и увидела Матьё, одетого в дрянной сюртук, вероятно некогда претендовавший на звание ливреи.
— А, это ты, шалопай! — сказала она.
— Благодарю! — сказал Матьё, снимая шляпу с почерневшим галуном из фальшивого золота. — Только вот попрошу обратить внимание, что с сегодняшнего дня я нахожусь на службе у господина мэра вместо старого Пьера. Значит, оскорблять меня — это оскорблять господина мэра!
— Ладно! Ну, а зачем ты пришел?
— Я пришел как гонец: селезенку мне не успели вырезать, вот поэтому я и запыхался. Должен сообщить вам, что мадемуазель Эфрозина и ее папаша прибывают с минуты на минуту в коляске.
— В коляске? — воскликнула мамаша Ватрен, необыкновенно польщенная, что будет принимать гостей, приехавших в собственном экипаже.
— Да уж не как-нибудь, а в коляске!
