— Проводников мне не надо, — сказал я. — Меня дух доведет.
Синт хлопнул глазищами и, молча поклонившись, растворился во мраке пещеры. Словно светильник погас.
Подземных белокожих и беловолосых жителей недр наши поэты называют «кровью гор». Странный это народ даже для меня, привыкшего к чудесам, которые в Белых горах встречаются на каждом шагу.
По внешнему виду синта трудно сказать, девушка перед тобой или парень. Все — тоненькие, безгрудые, невысокие. У каждого на поясе — изящный топорик-кайло. У всех — бесцветные гладкие личики, огромные желтые глаза на пол-лица, белые волосы ниже талии, а их талию, к слову, двумя пальцами обхватить можно. И еще у них нежнейшие на свете птичьи голоса. Кому-то синты казались сказочно прекрасными, но я считал их блеклыми и одинаковыми, как муравьиные личинки.
Спустившись на ярус, я вынул из-за пазухи один из амулетов, сплетенных матерью, сосредоточился. Лорд может и без амулета обратиться к духам за помощью, особенно к своему личному покровителю. Но это тяжелее стократ, и не факт, что зов услышат и соизволят прийти.
У женщины-риэнны все проще и быстрее происходит. С женщинами даже духи не спорят — слетаются, как миленькие, стоит только пальцем с капелькой крови поманить. В каждом моем амулете была капля крови риэнны дома Этьер.
В отличие от женщины мужчина-риэн не способен дать духам плоть. Потому к нам и не спешат на зов своевольные предки, если нет прямой угрозы жизни потомка. А сейчас мне всего-то надо, чтобы кто-нибудь провел меня сквозь скальную породу кратчайшей дорогой, открытой только духам. Блажь, с точки зрения бессмертных.
Едва я приложил ладонь к амулету, в затылок дохнуло ледяным холодом.
— Дадут мне сегодня покой или нет? — старческий голос проскрипел несмазанной телегой. — Только что одна ведьма трясла дурной кровишкой, явиться вынудила, а теперь ее отпрыск за те же шалости!
— Прости, что нарушил твой небесный покой, лорд Рогнус.
— Да какой я тебе лорд! — Левое ухо обдало холодной злостью. — Сколько говорил тебе, юнцу беспамятному: неужели к моему прекрасному и грозному имени обязательно нужна какая-то глупая нашлепка никому не нужного титула?
— Не буду, Рогнус.
С ним мне крупно не повезло. Моим личным опекуном стал пренеприятнейший из предков — брюзгливый, как тысяча больных старух. Тупой нож в печень — такое удовольствие я испытывал от общения с типом, жившим за тысячу лет до меня.
Даже среди духов Рогнус был редким оригиналом — отказался от второй плоти, предложенной ему матерью в награду за опекунство. Он, видите ли, больше не хочет стеснять и пачкать свободный дух бренным прахом. «Ты еще предложи мне заняться сексом в полном рыцарском доспехе», — врезались в память его слова, сказанные моей матери. Мне тогда было двенадцать лет, и я не мог понять всех тонкостей сравнения.
