– Когда я впервые прочла об этом, а я об этом прочла в «Огоньке»... в начале, помните, гласности (и перестройки), я так распереживалась, я так распереживалась, что спать не могла две ночи подряд. Сталин пятна оставил на них! Представляете, пятна! Я решила найти эти книги! Уникальные книги с уникальными пятнами... Это времени пятна. Пятна истории! Пятна истории, вам говорю!.. В те бессонные ночи в моем мозгу возникла новая дисциплина...
– Библиотрассография, – послышалось отовсюду, – библиотрассография...
– Да! – заставила вздрогнуть меня возбужденная Зоя. – Да! Но теперь я скажу, библиотрассография – вот название страсти моей к указанному предмету!
Я ел. За едой терял нить разговора. Помню, был помидор и что-то о том, как листала, листала, листала... Он не оставил реестра. Приходилось искать. Устанавливать – те ли, Бедного ли Демьяна? Тысячи книг. Капитальнейший труд.
– Достоверно могу назвать три книги.
– Какие?
– Первая. Рассказы Олега Орлова «За линией фронта». Отпечаток указательного пальца левой руки на тридцать первой странице.
Она опять овладела моим вниманием.
– Вторая. Сборник «Французские лирики XVIII века», Москва, шестнадцатый год, с предисловием Валерия Брюсова. Характерное пятно напротив эпиграммы Вольтера.
– Вы бы не могли прочесть эпиграмму?
– Могу.
Вот почему Иеремия
Лил много слез во дни былые?
Предвидел он, что день придет —
Его Лефрант переведет.
Третья...
Я встал.
Не извиняясь, вышел. Я пошел.
Я пошел искать Юлию. Ее нигде не было. В прихожей не было. В кухне не было. В комнате, в которой мы были с ней, тоже не было. Было окно, открытая форточка, бамбуковая палка в углу, которой задергивают занавески. Я подумал о галстуке. Теперь я был обязан это сделать. Я не мог поставить ее под удар. Я взял бамбуковую палку и просунул в форточку. Галстук висел на дереве. Скинуть галстук было непросто. Напротив окна. Я не мог дотянуться. Дотягивался. Палка была тяжелая. Чуть-чуть не хватало. А мог уронить. Но все ж дотянулся. Дотянулся до галстука. Скинул. Галстук по-вальтер-скоттовски, или как там его, упал в темноту ночи.
За моей спиной – теперь уже перед глазами – потому что я повернулся, – кресло стояло. В кресле могла бы сидеть Юлия. Если бы она сидела в кресле, она бы могла быть не замечена мною, когда я входил. Но в кресле она не сидела.
Когда я вошел.
Если бы Юлия сидела в кресле, она бы, незамеченная мною, за мною могла наблюдать. Как я это делаю – с галстуком.
Но ее не было в кресле.
