Зоя Константиновна улыбалась многозначительно, словно догадывалась, о чем я думаю. Ба! Да ведь она и есть жена, она и есть жена хозяина дома! Других женщин нет. Все становится на свои места. Жена Фомича. Мать Юлии. Хотя лицом не похожа, и нос – другой. Не мать – мачеха!
Зазвонил колокольчик, приглашая за стол.
Мачеха Зоя Константиновна сказала мне доверительно:
– Не ладят, случается. А ведь как подходят друг другу... Такие разные и так подходят...
Я насторожился:
– Кто?
– Луночаровы. Юлия Михайловна и... – она глаза округлила. – Как? Вы ничего не знали?
Не знал.
– Юлия Михайловна и Долмат Фомич уже год как находятся в законном браке.
Я не поверил.
– Этого не может быть...
– Уверяю вас, они муж и жена.
Все мои построения мигом разрушились. Я побледнел, наверное, потому что Зоя Константиновна поинтересовалась:
– Вы, наверное, голодны?
– А кто же тогда вы? – спросил я не в силах смириться с известием.
– Ха-ха-ха, – Зоя Константиновна кокетливо засмеялась. – Молодой человек, а вы шалун. Мы друзья с Долматом Фомичем. Меня связывает с ним многолетняя дружба.
Тоска мое сердце объяла.
– Шутка, конечно, непритязательная, – начала свою речь Зоя Константиновна, – лежащая на поверхности шутка, так что прошу простить меня за каламбур, но тот, к чьему имени он относится, сам виноват в игре слов, этому имени сопутствующей, и вы уже знаете, о ком я сейчас говорю, – о Демьяне Бедном, о нем, потому что Ефим Алексеич Придворов, он же Бедный Демьян, живя при дворе, бедным не был как раз, вот в чем юмор, коллеги. Ведь не был бедным Придворов?
Зоя Константиновна сверкнула глазами. Библиофилы весело закивали.
– Не будем касаться поэтической продукции этого плодовитого автора, ныне почти позабытой, справедливо или нет, другой вопрос, – нам Демьян Бедный дорог не этим, он близок и дорог нам своей исступленной любовью к старой книге, любовью, нашедшей счастливое воплощение в уникальном собрании раритетов, и кто же из нас, пусть сознается, если найдется такой, кто же из нас не завидовал этому неистовому библиофилу?
– Все, – ответил Долмат Фомич за всех, – все завидовали!
Одобрительный гул сопутствовал его высказыванию.
– Потому я и упомянула о том, – произнесла Зоя Константиновна, поправляя салфетку. – Если бы не они, не те два фактора, разве увлеклась бы я библиотрассографией?
– Разумеется, нет, – подал голос профессор Скворлыгин, наверняка уже знавший эту историю.
Они все ее знали. Один только я ничего не знал.
