От близких разрывов снарядов песчинки сыпались с потолка сквозь щели наката и до странности громко стучали по зеленому полю карты. В таких случаях командующий хмурил мохнатые брови и спокойно сдувал песчинки, не прерывая разговора.
Внезапно, точно кем–то вспугнутая, зенитная артиллерия подняла судорожный лай. Пушки стреляли с такой частотой, что казалось, вот–вот они захлебнутся. Но так же мгновенно, как началась эта стрельба, она и кончилась — словно слаженный оркестр умолк по мановению дирижерской палочки. Командующий глянул на ручные часы, отмечая начало и конец огня. С улыбкой сказал:
— Еще год тому назад такой концерт мог устроить только господин Чан Кай–ши, а вот теперь и мы способны задавать музыку, ласкающую слух патриота.
И снова не слышно ничего, кроме грохота разрывов и мышиного шороха песчинок о карту.
— Нет, тут долго не высидишь, — сказал вдруг Фу, выпрямляясь, словно собрался уходить: — Тоска.
— Больной! — шутливо сказал командующий и с добродушной усмешкой добавил: — Полезно и поскучать… Если уж приехали, сидите. Не так–то часто вы доставляете мне удовольствие видеть вас.
— Да, говорят "больной"… — Фу поднял руку и сжал ее в кулак.
Через голову летчика Линь Бяо увидел входящего в блиндаж Пын Дэ–хуая, отложил карандаш и поднялся. Фу обернулся и, увидев заместителя главкома Народно–освободительной армии, тоже поспешно поднялся и одернул на себе куртку.
Пын Дэ–хуай, прищурившись, поочередно оглядел обоих.
— Вот, прошу, — с улыбкой сказал Линь Бяо, указывая на Фу, оказывается, с другими справляться легче, чем с самим собой.
— В молодости безусловно! — согласился Пын Дэ–хуай. И, снова посмотрев на Фу, строго спросил: — Ваши сегодня начинают?
— Да, большое дело будет, — с удовольствием подтвердил Линь Бяо. Сегодня на них весь Китай смотрит.
— Мои товарищи открывают бой, а я не с ними… — сказал Фу. — Это первый бой в истории нашей молодой авиации, когда от нее так много зависит.
Фу была невыносима мысль: товарищи пойдут в бой без него. К тому же его грызло сомнение, о котором не знали ни Линь Бяо, ни Пын Дэ–хуай: ведь Чэн поведет сегодня вторую эскадрилью. Что из этого выйдет? Фу был совершенно уверен: в роли рядового летчика Чэн мог забыться, вырваться вперед, но теперь, когда он ведет эскадрилью и отвечает за всех товарищей, когда он знает, как много зависит от сегодняшнего боя, Чэн не сможет хотя бы на миг забыть лежащей на нем ответственности. Он должен будет помнить: от его примера, от его дисциплинированности, от его умения и желания в любой миг стать на защиту товарища будет зависеть и поведение остальных летчиков, их участь, их жизнь, судьба боевого задания. И разве в конце концов не следовало еще раз попытаться подчинить Чэна воле коллектива, которую он не сможет не чувствовать в бою, когда за каждым его движением будут следить глаза всех его подчиненных?
