Задумчивость Фу прервал несмелый голос сестры:
— Извините, но вы больной!
Фу не сразу понял, что это относится к нему. Он даже переспросил:
— Вы обращаетесь ко мне?
— Вам следует лежать, — видимо, сама не очень уверенная в том, что ее слова могут иметь какую–нибудь цену в его глазах, сказала сестра. Она даже удивилась, когда Фу послушно повернулся и ушел в пещеру.
Сидя за маленьким столиком, который, так же как все в этой пещере, отзывал аптекой, Фу думал о том, что там, куда он только что смотрел, идет ожесточенная борьба наземных войск. Утром, едва только можно будет разобрать, что творится внизу, авиацию, конечно, вызовут. Самолеты должны будут принять участие в борьбе и оберегать свои наземные части от налетов противника. С этого часа будет особенно дорог каждый летчик, каждый самолет. Так неужели же кто–нибудь может лишить его права участвовать в этой борьбе, если сам он чувствует, что способен драться?..
Он пошарил по столу в поисках спичек и, не найдя их, крикнул сестре:
— Дайте огня!
— Ведь вы больной! — проговорила девушка, пытаясь казаться строгой.
Но Фу не обратил на ее слова внимания. Он достал из планшета кисточку и на углу рапорта Чэна, где была надпись начальника штаба, пометил: "Согласен".
Заклеил лист пластырем, оторванным тут же от катушки, которую он сам достал из шкафчика, и отдал сестре:
— В штаб!
— Больной… — начала было та.
Но он ее оборвал:
— В штаб, сейчас же!
Сестра поклонилась и выбежала из пещеры.
Фу снял трубку телефона.
— "Отца"!
Соединение происходило долго. Наконец ответил командный пункт Линь Бяо.
— Попросите "Отца" к аппарату, говорит Фу Би–чен. — И когда Линь Бяо взял трубку, летчик сказал: — Вы разрешили мне обращаться прямо к вам, если… если будет очень трудно… — И после некоторого колебания добавил: Меня тут сделали больным…
— Знаю, — ответил очень далекий голос командующего.
— Я прошу разрешения итти в бой.
— Полежите денек, там видно будет.
— Прошу разрешить… — начал было Фу, но командующий перебил:
— Это все?
— Все.
— Тогда лежите.
— Но я здоров!
— Медицина лучше знает.
Услышав в черном ухе трубки какой–то треск и думая, что командующий кладет трубку, Фу в отчаянии крикнул:
— Тогда разрешите приехать к вам!
На том конце трубки что–то пошипело, потрещало, и, наконец, снова послышался голос:
— Если вы не нужны Лао Кэ, приезжайте. Тут тоже найдется, где полежать…
В ту ночь Чэн почти не спал. Было еще далеко до рассвета, когда он вышел из пещеры.
Облачность поредела и к концу ночи исчезла почти совсем. Тонкие мазки прозрачной туманности, пересекавшие потускневшие звезды, говорили о торопливом движении высоких перистых облаков. Воздух был неподвижен. Самое чуткое ухо не уловило бы теперь в степи никакого шума, кроме стрекотания насекомых. И это стрекотание то спадало до едва уловимого тоненького звона, то усиливалось на миг и снова затухало. Словно все притаилось в ожидании розоватого отсвета зари, когда все заговорит в полный голос и степь заживает жизнью загорающегося дня.
