Письмо | страница 28



Довольствоваться буду слабым светом
И степью, что ветрами сожжена.
Я появился в первый раз давно —
В Ирландии в тринадцатом столетье,
И, видно, потому люблю камин,
Пустое море, скалы и кармин
Заката, и глухое лихолетье
Средневековья… Мне другого не дано.
Но всё же я хочу родиться вновь
Не на угрюмом Севере, а, скажем,
В далёкой и прекрасной Аргентине,
Где танго и цветы, как на картине,
И где душа, с её суровым стажем,
Согреется и обновится кровь.
Кричу: «До новой встречи, господа!..»
И чувствую — волна кадык подпёрла
И вертится безумная рулетка,
И ставки душ повышены, и ветка
Маршрута обозначена, и горло
Приятно холодит летейская вода.
1989

5

«ОСЕННЯЯ ДОРОГА»

Венок сонетов

1
По дороге в Загорск понимаешь невольно, что осень
Не желает уже ни прикрас, ни богатства иметь.
И опала листва, и плоды разбиваются оземь,
И окрестные дали оплавила тусклая медь.
Что случилось со мной на ухабистой этой дороге,
Где осеннее небо застыло в пустом витраже,
Почему подступает неясное чувство тревоги
И сжимается сердце, боясь не разжаться уже?..
Вдоль стекла ветрового снежинки проносятся вкось,
В обрамлении белом летят придорожные лужи,
А душе захотелось взобраться на голый откос,
Захотелось щекою к продрогшей природе припасть
И вдогонку тебе, моя жизнь, прошептать: «Почему же
Растеряла июньскую удаль и августа пышную власть?..»
2
Растеряла июньскую удаль и августа пышную власть…
Беспощадное время и ветер гуляют по роще.
Никому не дано этой жизнью насытиться всласть,
И судьба на ветру воробьиного клюва короче.
Мимолётная радость в изношенном сердце сгорит,
Ожидание смерти запрятано в завязи почек,
Да кому и о чём на могильной плите говорит
Между датой рожденья и смерти поставленный прочерк!..
Неужели всю жизнь, всё богатство её перебора
Заключает в себе разводящее цифры тире?!.
Я лечу сквозь туман за широкой спиною шофёра,
Мой возница молчит, непричастный к подобным вопросам,
И пора понимать, что вот-вот и зима на дворе,
Что дороги больны, что темнеет не в десять, а в восемь…
3
Что дороги больны, что темнеет не в десять, а в восемь,
Не приемлет душа, но во времени выбора нет.
Как постылого гостя, мы с ней тяжело переносим
Зажигаемый рано худой электрический свет.
На осеннем ветру мир туманен, суров и немолод.
Жизнь запряталась в шкуры, в берлоги, за стёкла теплиц.
Подворотнями мается мучимый слякотью холод,
И небесное бегство закончили выводки птиц.
Опустело вокруг, и такая большая печаль
В эту пору распада, расхода, разлёта, разъезда…
Мой возница, ругнувшись, нажал тормозную педаль,