Где не было тыла | страница 77



Прошло более часа, и вдруг раздался крик:

— Идет! Клименко идет!

Онемевшие от неожиданности, охваченные радостью, затаив дыхание, мы ждали, пока он подойдет к нашей группе. Лицо его было бледным, видимо чудом оставшийся в живых, он еще не отошел от нервного потрясения.

— Спасибо врачу из военнопленных: он доказал, что я настоящий украинец, — начал рассказывать Клименко, — — проверили со всей тщательностью мою анатомию и по каким–то признакам оставили в живых.

В ту ночь мы долго не спали. Доброта, общительность, трудолюбие — главные черты характера Клименко. Он не раз рассказывал, как еще пареньком убежал в военное училище, стал летчиком, служил на Дальнем Востоке и наконец стал инженером связи. Там же, на Дальнем Востоке женился на одной из прославленных хетагуровок. Крепкую любовь к жене не скрывал от товарищей.

Петро Стево купил в городе необходимую радиолампу, добыл телефонный наушник и гитарные струны, которые шли для изготовления катушек. С целью изоляции проволоки мастера применили смолу, снятую с толя, которым была укрыта крыша барака. Для антенны раздобыли оцинкованную проволоку и укрепили ее на крыше барака. Сложнее оказалось с питанием. Вначале несколько батареек было похищено из карманного фонаря офицера лагерной охраны. Эту «операцию» ловко проделал Саша Королев.

Батарею пришлось делать самим. Из пожертвованных пленными котелков было вырезано сорок медных и столько же цинковых пластин. Их переложили плотной бумагой, смоченной в растворе нашатыря и соли. Батарея оказалась громоздкой, и ее пришлось установить между наружной и внутренней досками обшивки стены.

Наконец труды, вложенные в это дело, окупили себя. До сих пор отчетливо помню глубокую осеннюю ночь в бараке. Пленные, скованные тяжелым сном, отдыхали. В окна вливался лунный свет, словно сизый папиросный дымок, а на верхних нарах, куда мы забрались, царил мрак.

Клименко, держа у самого уха наушники, настраивал приемник. А мы, сгрудившись полукругом, с нетерпением следили за каждым его движением.

И вот он вздрогнул, затем еле слышно выдавил:

— Есть. Москва!

Я выхватил у него наушник. В нем что–то потрескивало, слышался далекий голос. Вот он стал яснее. «Говорит Москва». Знакомый голос Левитана.

В ту ночь мы долго сидели на верхних нарах. Наушники переходили из рук в руки. Я слышал возбужденное дыхание товарищей, их радостные восклицания.

В этот вечер мы поняли, Что оказались еще перед одной преградой. Для того чтобы записывать содержание важнейших передач из Москвы, был нужен свет. Но и тут изобретательная мысль Клименко и Ковальчука нашла выход. За бараком стоял керосиновый фонарь, освещавший проволочную изгородь. Луч от фонаря падал на потолок барака, как раз туда, где находилась постель Клименко. На это место потолка он прикрепил кусок зеркала под таким углом, что луч, отражаясь, падал на его подушку. Теперь можно было писать.