— Дерьмо что? — спросил Хьюи несколько неуверенно и посмотрел на меня, будто я оракул, толкующий речи Чарли.
— Это ты дерьмо, Хьюберт Розенталь, доводишь меня, — сказал Чарли. — Ты действительно доводишь меня.
Хьюи помрачнел, уголок его рта чуть дрожал.
— Меня зовут не Хьюберт.
— Совершенно верно, — вступил я, чувствуя редкую возможность поразвлечься. — Хьюи — это краткое от «хьюмонгоус винер».
— Это что, из латыни? — спросил Чарли.
А Хьюи смотрел на меня, широко раскрыв глаза, — не ожидал измены. Будто я ему нож в спину всадил.
— По крайней мере, меня не назвали в честь предателя, мистер Бенедикт Арнольд Трепло[19], — хрипло пробормотал он и выбежал опрометью из комнаты.
Мы просто онемели. В ушах стоял звук резко захлопнутой двери.
— Пулей вылетел, — заметил Чарли.
— Да, действительно… — Я ощущал какое-то саднящее чувство и вину одновременно.
Чарли вытянулся на своей постели.
— Подумаешь, большое событие, — зевнул он. — Просто некоторые люди не воспринимают шуток, согласен?
Слова Чарли всплыли из памяти, когда я смотрел на Джека Уилока и Дэвида Саутера, стоящих на президентской трибуне. Прозрачный холодный воздух будто напрягся от всеобщего ожидания. Толпа липла к этому историческому моменту, как мелкие ракушки облепляют днище гигантского лайнера. Мистер Кеммельман стоял неподвижно, будто одеревенел. Жизнь теплилась только в его глазах, в их суровом, сосредоточенном взгляде.
Некоторые люди не понимают шуток. Я знал это хорошо — слишком хорошо.
Спокойный, отчетливый голос Председателя Верховного суда рассекал воздух:
— Я торжественно клянусь…
При звуках этих слов я затрепетал. Они прокатились по толпе раскатами грома.
— Я торжественно клянусь… — повторил Джон Исайя Уилок.
Я застыл в паническом ужасе, все мышцы напряглись. Мистер Кеммельман как-то грозно набычился, напоминая каменную горгулью[20]. Мы с Чарли и другие ребята были не на своих, привычных местах, на меня со всех сторон давили горячие тела — спрессованные, как в газовой камере. Я всматривался в лица стоящих ребят — казалось, все они впали в какое-то безразличное забытье, оцепенение. Оглядываясь назад, думаю: не случись с нашим хором этой штуки, все равно никто звука не смог бы издать.
— … Что буду добросовестно исполнять…
— … Что буду добросовестно исполнять…
Звучали наводящие ужас голоса близнецов-великанов. Президент-элект всегда пользовался случаем напомнить, что он — прямой потомок Элинора Уилока — конгрегационалиста
