Дверь почти мгновенно открыла девочка лет семи, с большими глазами, похожими на коровьи. Мартин подождал на пороге, пока она сходила за матерью. Сержант хорошо видел маленького мальчика, бледного и настороженного, как и его сестра. Он вяло играл на полу кубиками с буквами. Наконец из дома вышла женщина с сердитым лицом. Казалось, она страдает гипертонией. Светлые, блестящие, мелко завитые волосы, очки в красной оправе. Мартин представился и попросил позвать мужа.
— Это насчет машины? — злобно спросила миссис Кэркпатрик.
— В некотором смысле.
Дети тихонько подошли к матери и таращились на сержанта.
— Разве вы не видите, что мужа нет дома? Едва ли я буду жалеть, если узнаю, что он разбил машину. Когда в прошлый понедельник он приехал на ней, я сказала: «Не думай, что я когда-нибудь сяду в эту машину. Уж лучше пешком ходить. Если мне захочется выставить себя напоказ в бело-розовой машине с фиолетовыми полосами, я отправлюсь в Брайтон на ярмарку».
Мартин захлопал глазами. Он понятия не имел, о чем она говорит.
— У него была другая, — продолжала она. — Тоже дрянь. Громоздкий старый черный «моррис», похожий на катафалк. Видит бог, все соседи наверняка смеялись над нами.
Внезапно она заметила детей, которые пристально смотрели на нее и внимательно слушали.
— Сколько раз я вам говорила, не лезьте в мои дела! — злобно закричала женщина. Мальчик поплелся назад к кубикам, а девочка схлопотала яростный шлепок. — Что он натворил на этот раз? — спросила хозяйка Мартина. — Зачем он вам нужен?
— Хотел поговорить, только и всего.
Казалось, миссис Кэркпатрик пришла охота послушать собственный голос и поделиться своими обидами, а причины прихода Мартина ее совсем не интересовали.
— Если он опять превысил скорость, у него отберут права, и тогда он лишится работы, — никакой тревоги в голосе, только торжествующие нотки. — Разве такая фирма, как «Липдью», будет держать работника, который даже не может водить машину? Дураки они, что ли, давать своим сотрудникам громадные шикарные автомобили, чтобы те разбивали их, когда вздумается? Так я и сказала ему перед отъездом в Шотландию. Во вторник утром. Вот почему вечером он не пришел обедать. С ним невозможно разговаривать. Он упрям как осел, и теперь упрямство довело его до беды.
Мартин попятился. Такая речь была хуже артобстрела. Шагая по дорожке, он услышал, как в доме заплакал ребенок.
Когда Уэксфорд вошел в камеру, Обезьяна Мэтьюз лежал на нарах и курил. Он приподнялся на локте и сказал:
