Подойдя ближе, она ласково провела рукой по его голове, и Федя с благодарностью прижался губами к мягкой, белой руке.
— Иди, иди спать, сыночек… Гляди-ка, все твои товарищи уже спят. Завтра дочитаешь…
— Мне совсем немного, мама.
— Ну, как знаешь. Дай-ка я тебя перекрещу да поцелую.
Она целует его с необычайной горячностью; у Феди сжимается сердце, и хочется вновь припасть к ее руке. Но он только с тревогой всматривается в глаза матери (не плакала ли?) и говорит:
— Спокойной ночи…
Последние несколько страниц — самые интересные во всей книге. Но Федя уже не хочет читать. Он думает о маменьке.
Мальчик знает, что скоро у него будет еще брат или сестра. Он догадывается, что отец недоволен этим, и боится, как бы тот не обнаружил своего недовольства перед маменькой. Вот если бы набраться смелости и высказать все отцу! Впрочем, дело не только в боязни навлечь на себя его гнев: для маменьки было бы неприятно подобное вмешательство сына. Вероятно, она хотела бы, чтобы он просто ничего не замечал. Но что же делать, если он замечает и ему так горько, что уже решительно ничего не идет на ум?..
Дверь в спальню осталась неприкрытой, и Федя невольно прислушивается. Вот до него доносятся произнесенные вполголоса и со вздохом слова отца:
— За Мишу и Федю платим, за Вареньку платим, Андрюшу надо определять не сегодня-завтра. Теперь новые расходы пойдут. Где взять, я спрашиваю, где взять?!
«Это верно, — думает мальчик с горечью, — приходится платить и за нас с Мишей, и за Вареньку. И немало платить. А тут еще Андрюша подрос. Правда и то, что семья у нас большая и всех нужно одевать-обувать. Но братец или сестричка уже есть, это каждому видно, что есть, так зачем же терзать маменьку?»
— Я тебя не упрекаю, дружочек мой, пойми, я тебя не упрекаю, — продолжает отец. — Но ты сама посуди, я и так всюду суюсь: и по визитам бегаю, и вот теперь в пансион Кистера годовым врачом договариваюсь, чтобы за Андрюшу не платить, да ведь все мало, мало!
Маменька молчит, слышится только тяжелый, горький вздох… Бедная!
Федя закрывает книгу и отправляется спать. В спаленке тихо; горит ночник. Миша посапывает, а Филя, вытянувшись на легкой полотняной кровати, спит тихо, как мышонок. Лицо у него строгое, сосредоточенное, с печатью скорби. Незаконный сын! Немец Ферман как-то сказал, что он будет всегда несчастным, а Незнамов добавил, что если бы отец, богатый помещик, оставил ему состояние, то никто и не вспомнил бы о его происхождении.
