– Черт подери, – сказал Кюрваль, в этот день очень расположенный к распутству. – Взгляните, друзья мои, на этот торчащий член: вот как распалил меня рассказ о страсти такого рода. – И повернувшись к Дегранж, он закричал:
– А ну-ка, иди сюда, потаскуха грязная. Иди, иди, очень уж ты похожа на ту, о которой только что рассказали. Порадуй меня так же, как она порадовала старого командора.
Госпожа Дегранж приблизилась. Дюрсе, друг этих излишеств, помогает президенту раздеть ее. Она сначала пробует немного противиться; сразу же возникают подозрения, ее бранят за то, что она пытается утаить что-то от общества. Наконец у всех перед глазами появляется ее изуродованная спина, на которой явственно проступают титулы «В» и «У». Стало быть, она была дважды клеймена, и это еще больше разжигает грязные помыслы наших распутников. Остальное, что являло ее истрепанное, изъязвленное тело: зад словно из китайской тафты, вонючая зияющая дыра посередине него, отрезанная грудь, три отхваченных пальца, укороченная нога, из-за которой она хромала, рот, лишенный зубов, – все это воодушевило обоих либертинов. Дюрсе принялся сосать ее спереди, Кюрваль сзади, а при этом самая изысканная красота, самая восхитительная свежесть готовы рядом удовлетворять их малейшие желания. Но как раз то, что природа и преступление постарались обезобразить, как раз то, что представляет собой самое грязное и отвратительное, и позволяет нашим распутникам вкушать самые тонкие наслаждения! Попробуй объяснить после этого человеческое существо! Как два пса рвут падаль, так и эти двое схватились, оспаривая друг у друга эту полусдохшую тварь. Наконец, после самых грязных проделок они смогли выплеснуть из себя сперму, но не успокоились и тут: они были готовы приступить к новому штурму, но сигнал к ужину позвал их к наслаждениям иного рода. Президент в отчаяньи, что не смог приберечь свою сперму, чтобы утешиться, приналег, как обычно в подобных случаях, на жратву и выпивку и к концу ужина раздулся, как подобает раздуваться настоящим свиньям. Он потребовал, чтобы малютка Адонис подрочил Банд-а-Сьеля, а потом заставил мальчика проглотить сперму. Но и этого ему оказалось мало: он встал и объявил, что его фантазия предрекает ему более сладкие наслаждения, ничего не объясняя, потащил за собой в будуар Фаншон, Адониса и Эркюля. Появился он лишь на оргиях. Но вернулся столь распаленным, что позволил себе в течение вечера множество разных других капризов, о которых правило, которого мы пока придерживались, не позволяет рассказать нашему читателю.
