– А разве было необходимо, – прервал рассказчицу епископ, – чтобы эта женщина была рыжей?
– Непременно, – сказала Дюкло. – Да вы ведь и сами знаете, монсеньор, что у рыжих очень пахучие подмышки; в нем органы наслаждения пробуждало именно чувство обоняния.
– Пусть так, – отозвался епископ. – Но мне по душе больше бы пришлось, черт подери, обнюхивать задницу этой женщины, чем соваться к ней в подмышку.
– Э нет, – сказал Кюрваль, – и в том, и в другом есть своя прелесть; уверяю тебя, если б ты попробовал, то сам бы убедился, насколько это приятно.
– Так, так, господин президент, – сказал епископ, – вы и таких пряностей отведывали?
– А как же, – не смутился Кюрваль. – И несколько раз, когда я попробовал их вперемежку, поверь, мне не удалось удержать сперму.
– Несколько раз, – усмехнулся епископ. – Догадываюсь, как это происходило: уткнул нос в задницу…
– Ну, полно, полно, – вмешался герцог. – Не заставляйте его исповедоваться, монсеньор. Как-никак, нам могут рассказать дальше о вещах, о которых мы еще не слышали. Продолжай, Дюкло, и не позволяй этим болтунам отвлекать тебя.
– Случилось однажды, – продолжила Дюкло, – что госпожа Герэн на целых шесть недель запретила моей сестре умываться. Напротив, ей было велено оставаться как можно более грязной. Мы не могли догадаться, к чему все эти приготовления, пока не появился у нас старый, весь в прыщах, да к тому же еще вполпьяна, распутник и без всякой учтивости спросил у хозяйки, накопила ли шлюха достаточно грязи. «О, я вам за это ручаюсь», – ответила мадам Герэн. И вот мою сестру вместе с ним запирают в комнате, я лечу к дырке, и едва там устроившись, вижу сестру нагишом, верхом на большом биде, а там полным-полно шампанского; тут же и наш старик, вооруженный огромной губкой, моет мою сестру, поливает ее вином, трет губкой и выжимает губку над этим биде, куда стекает вся влага с ее тела. А уж она долгое очень время не мылась, моя сестра, ей даже задницу подтирать не разрешали, немудрено, что шампанское вскоре приобрело и цвет бурый, и запах, который никак не назвать приятным. Но чем грязнее становилась эта влага, тем больше нравилось это нашему распутнику; он ее пробует, он ее находит восхитительной, берет стакан, зачерпывает и проглатывает с полдюжины стаканов, а выпив, хватает мою сестру, укладывает ее ничком и обрушивает на ее ягодицы и раскрытую дыру целый поток бесстыжего своего семени; не отведай он этого вонючего пойла с грязного тела моей сестры, не была бы удовлетворена его дикая страсть.
