Он снова намылил густой пеной физиономию Чудинова. В это время с улицы донеслись детские голоса, тоненько и старательно выводившие какую-то песенку. Чудинов увидел через окно, отражавшееся в зеркале, шедших парами ребятишек. Они были одеты все, как один, в оранжевые тулупчики и башлычки из верблюжьей шерсти. Это делало их похожими на маленьких гномиков. Старательно, с перевалочкой двигались ребята на маленьких лыжах. «А вот и Белоснежка с гномиками спустилась с гор», — подумал Чудинов, увидев сопровождавшую ребят стройную лыжницу. Что-то неуловимо знакомое было в её фигуре.
Но Дрыжик проследил взгляд клиента, ещё раз беспокойно присмотрелся к нему и решительно схватил со стола пульверизатор.
— Освежить? — И, не дожидаясь ответа, он обдал лицо Чудинова распылённой струёй одеколона.
Тщетно тот пытался сказать что-то, жмурился, мотал головой, надувая щёки и плотно сжимая губы, — одеколон уже попал ему в рот.
— Попрошу минутку не открывать глаза! — донёсся до него голос парикмахера.
Звякнула какая-то склянка на полке, и Чудинов почувствовал, что остался один. Лицо щипало. Когда постепенно жжение утихло, Чудинов с опаской приоткрыл один глаз, потом второй. В зеркало было видно, как за окном парикмахер, выскочив на улицу, подбежал к лыжнице, сопровождавшей ребят, и настойчиво совал ей в руки какую-то банку. Девушка отмахивалась. Она стояла спиной к окну, и лица её сейчас не было видно. Но опять что-то неясно напоминающее о недавнем проступило в резком жесте, которым девушка отвела руку Дрыжика и двинулась с места. Однако тут все окно загородила тётя Липа, ворвавшаяся в парикмахерскую.
— Простите, Олимпиада… тётя Липа, — начал Чудинов, — а где этот самый ваш мастер красоты и гигиены?
Но тут тётя Липа, уже сама усмотрела через окно парикмахера, который продолжал виться возле уходившей лыжницы.
— Изверг он! Что он со мной делает! В одном халате… А здоровье у самого гриппозное!..
Она на минуту исчезла из парикмахерской и тут же снова вторглась обратно, почти неся на руках тщедушного Дрыжика. Парикмахер барахтался, дотягиваясь носками до пола.
— Состояние моего здоровья вас не касается, Олимпиада Гавриловна! — шипел он. — Меня тоже прошу не касаться, тем более публично.
Тётя Липа бережно поставила его на пол.
— Культурную вы, кажется, должность занимаете, Адриан Онисимович, а в натуре у вас тонкости вот ни на столько! Ну и болейте себе на здоровье! — И, махнув рукой, она рванулась из парикмахерской, двинув на ходу стул, который отлетел от неё далеко в сторону и ещё скользил некоторое время по паркету, вертясь.
