– «Нас в список записали?»
Окей, я был под кайфом, брат, но это точно был киоск,
А тут, гляди, рок-клуб, джаз-клуб, седой певец носатый,
В затылок, как струна, игла воткнулась и морозит мозг,
Не разглядеть твое лицо, зачем закрыл глаза ты?
В тумане – снег, высокий дом, а на углу – бу-бу, бу-бу,
Перед киоском мужики гундят о чем-то вместе,
Умчал автобус в пустоту. «Ушел последний на Москву?
Застряну, значит, здесь!» – «Как все…» Мерцают буквы в тексте.
В пространстве – сбой. Ни там, ни здесь, курю и кофе пью во тьме,
И с кем-то говорю, пою – не попадаю в ноты.
Я здесь случайно, как и все, но вроде бы живой вполне,
Ведь если ты не на земле, уже не важно, кто ты,
Ведь если ты – лишь чей-то сон, лишь странной песни хриплый тон,
В тумане – снег, во мраке – свет, и проданы билеты,
В Москве, в Нью-Йорке, за углом, открылась дверь, заходишь в дом,
Там пахнет кофе, табаком, уже неважно, где ты,
И полон клуб, и низкий бас уносит нас с Луны на Марс,
Из глубины идет волна, но слов у этой песни
Не разобрать. «Который час?» А впрочем, к черту. Свет погас,
И в списке наши имена, но мы – лишь буквы в тексте.
Открыта дверь, и я вхожу и вижу тех, кого не жду,
И я дрожу в густом дыму и слышу – дышит шар наш.
Ни жив, ни мертв, я узнаю за стойкой черную звезду.
«Налейте крови старику!» – «Спасибо, мистер Джармуш!»
На вкус и цвет – порядок лет, на каждый кадр – и тень, и свет,
«Бу-бу» о тех, кого здесь нет, читай по буквам – Альфа,
Омега, брат, ни трезв, ни пьян, я сам – танцующий скелет,
Открыта дверь, и в глубине – ни боли нет, ни кайфа.
В Москве, в Нью-Йорке, на Луне нет никого – и ты беги,
Нет никого – и ты спеши, надев пальто из жести,
Напялив шляпу из фольги да из березы – сапоги,
И черно-белый фильм – как текст, но гаснут буквы в тексте.
