Ледовый рейс | страница 40
Возле клуба гомонила молодежь, степенно дымили папиросами мужики. Саня заметил немало знакомых лиц. Сегодня они целый день ходили мимо него с мешками. Потом обратил внимание на афиши. На одной — «Стряпуха». На другой — «Стряпуха замужем». А число и там, и тут одно.
И Саня все понял: сегодня два спектакля. Люди взяли билеты на оба. И женщины бежали домой, чтобы успеть за полчаса проведать ребятишек, подоить коров и снова вернуться в зал. Вернуться и войти в чужую жизнь, смеяться и плакать, по-житейски следить за происходящим на сцене.
Площадь опустела. Саня хотел было вернуться на берег, где последний вечер стояла самоходка, но увидел Адама Левковича. Тот размашисто шагал ему навстречу с приветливой улыбкой. Подошел, раскинув руки, стиснул Саню.
— Чего грустишь, мореход? Ведь утром домой. Или кто из местных царевен по сердцу царапнул?.. Не горюй, такая уж судьба наша. Пойдем-ка лучше к нам в общежитие. Посидим, языком потравим.
Он подхватил Саню под руку и тихо запел:
И они пошли рядышком: один — еще не определившийся в жизни, восемнадцатилетний, а другой, лет на десять старше, — уверенный в себе и щедрый от этой уверенности человек.
Земля эта — мать или мачеха?
Общежитие — сборный щитовой дом: четыре скрипучих крыльца, четыре двери, по две на каждом торце дома. Квартира — кухонька с плитой и комната на три койки со столом посредине.
Адам достал из тумбочки бутылку рислинга, прозрачного, искристого, с красной целлофановой маковкой.
— Мой любимый Абрау-Дюрсо. Пять лет по соседству с этим винным комбинатом провел в Геленджике да Новороссийске. Пристрастился там к сухому: полезно и голову не туманит, чистый виноградный сок. А здесь этим редко балуют.
Разлил по стаканам, пододвинул Сане:
— Ну, давай за вас, речников. Вы доставили. Какой-то торгаш ящиков двадцать этого добра послал.
На крыльце кто-то затопал, рванул дверь. Ввалился грузчик Петро.
— А-а, знакомая публика. Привет, старики! — Сел на аккуратно заправленную койку, вздохнул: — Ты, музыкант, не гони меня. Ребята сказали, что тут временно койка пустует. Пустишь?
Адам чуть заметно поморщился, поставил третий стакан.
— Живи…
Не вставая с койки, Петро лениво дотянулся до стакана. Отпил, перекосил губы:
— Кислятина марки «Старая дева». Ничего не мог придумать получше?
Адам, видно, смирился с присутствием незваного гостя, добродушно сверкнул глазами:
