На самом деле эти конфликты были все же гораздо менее значительными, чем они выглядят в материалах следствия. Это касается и той ссоры, при которой присутствовала – и в которую сочла своим долгом вмешаться, – миссис Меррифильд. Впрочем, не буду скрывать, в тот раз я действительно вышел из себя. Дело в том, что именно тогда мне довелось увидеть на столе мисс Гарни фотографию незнакомого мужчины, и Эна пришла в явное замешательство, когда я спросил, кто же это такой. Нет, ничего я не узнал от нее, так что вся моя информация свелась к тому, что я сам успел увидеть: надпись по нижнему краю фотографии – «Х. Вардин» (фамилия этого человека?). Добавлю: фотография, во-первых, выглядела довольно старой и потертой, а во-вторых, была небольшого размера, именно такого, чтобы удобно поместиться, например, в кармане дамского пальто. Неужели это означает давнее знакомство Эны с тем человеком, и неужто все то время, что я ухаживаю за ней, она хранила у себя фотографию своего любовника?!
Мисс Гарни категорически отказалась признать обоснованность моего беспокойства. Более того: глядя мне в глаза, она сказала, что никогда не встречалась с этим человеком. При всем моем любовном ослеплении я не сумел поверить ее словам. Какая женщина будет хранить (а вдобавок – тайно!) фотографический портрет мужчины, коего не видела ни разу в жизни?!
Вот тогда-то я и потерял контроль над собой. Проявилось это, правда, лишь в моем резком, на повышенных тонах, обращении с Эной. Я сказал, что должен больше узнать о сокрытых от меня подробностях ее жизни – или буду вынужден задуматься, стоит ли нам вообще связывать нерушимыми узами свои жизни, ее и мою. Конечно, мое сердце не вынесет разлуки – но ведь, похоже, оно не вынесет и союза…
Думаю, все же я не говорил, как написано в материалах следствия, «свирепым голосом». Однако миссис Меррифильд, случайно (будем думать) проходя в этот момент по коридору, услышала меня через дверь – и вошла в комнату, чтобы вступиться за Эну.
Хозяйка дома относилась к девушке, жившей у них под кровом и учившей их детей, воистину по-матерински. Ей было известно, какие чувства я питаю к ее подопечной (так она воспринимала Эну), и, насколько мне известно, она считала этот выбор для Эны удачным – так что, конечно же, сейчас вступилась за нее. Так или иначе, почтенной даме удалось убедить меня, что приступы ревности лишены всяких оснований. После этого я, чувствуя свою вину, привязался к Эне еще крепче…
