Я был подавлен этим известием. Неужели это правда? Неужели сова умерла? Я пошел в поле к месту, где мы с совой встретились.
Врачу я почему-то не верил, но ехать туда не мог, звонить уже тоже, оставалось только одно – писать. Я напечатал письмо и отправил по факсу – в нем требовал документально подтвердить совиную смерть в течение следующих пяти дней, в противном случае обещал привлечь к делу юристов и СМИ.
Письмо им, видимо, показалось убедительным, и вскоре, дня через три, я получил конверт с бумагами, в которых подтверждалась смерть совы. К нему была приложена какая-то дополнительная информация с использованием медицинских терминов, мне непонятных. Но даже это письмо мои сомнения до конца не рассеяло.
Мне было обидно и больно за то, что произошло, но сквозь душевную боль я где-то был рад, что страдания совы закончились, ибо для свободного духа лучше смерть, чем рабство.
В этот же день я купил билеты в Перу. Через три месяца я уехал насовсем, взяв с собой своих двух котов.
Последние три месяца в Америке я провел в ожидании будущих перемен. Моя мечта о жизни в Перу становилась реальностью. Это была бы уже моя третья иммиграция, третья культура и третий иностранный язык. Становиться опять «неполноценным человеком» на несколько лет мне не хотелось. В Америке я прожил восемь лет, за это время женился, развелся, финансово взлетал и падал. И хотя многое мне там не нравилось, осознанно оборвать все корни уже в который раз решиться было непросто. Да и Перу – страна третьего мира. Контраст был большим. Ехать без языка и без денег на другой континент, следуя одному только велению сердца, было безумием. Один раз такой «прыжок в никуда» или в «пропасть» я уже сделал, когда уехал в Америку также без денег и без знания английского. Однако тогда были хоть какие-то очертания места, куда я намеревался приземлиться. Сейчас же я «прыгал», не имея никакого представления о том, что меня ждет внизу. Была лишь надежда на то, что во время полета мне удастся распустить свои крылья, иначе придется разбиться о камни. Эти мысли кружились в моей голове до появления совы. Птица стала не только вестником грядущих перемен, ее появление вселило в меня надежду и веру в свое предназначение.
При всем предвкушении чувство грусти тоже присутствовало. Все же за восемь лет, прожитых в Америке, у меня появились места, в которых я любил проводить время и размышлять о жизни. Были друзья, бизнес, который приносил достаточно денег, чтобы жить, не тратя на это все свое время. И несмотря на то, что доходы шли на спад, в связи с общей экономической обстановкой в стране, все же этого хватало для занятия своими делами, не беспокоясь о завтрашнем дне. Но эти мысли были продуктом ума. Следовать я решил своему сердцу.
