Какое-то время спустя я снова отправился в Перу, чтобы работать с Сан-Педро, который продолжал меня удивлять новыми глубинами понимания, в которую он погружал меня при каждой новой встрече. Все это вызывало невыразимую благодарность и сильное желание правильно жить, ибо таким ощущался наш долг перед жизнью.
Когда я вернулся из Перу, мне понадобилось еще несколько месяцев, чтобы переварить все, что там было пережито и понято. После этого я решил снова навестить Аризону.
Спасительный огонь аризонского костра
Был конец сентября 2007 года, когда в третий раз мы с приятелем поехали в Аризону, взяв с собой еще троих друзей-сектантов.
Наша третья поездка для моего друга стала судьбоносной. Мы пили с ним вместе, когда остальные разбрелись кто куда. Мой друг выпил всю банку практически сразу, я – половину. Какое-то время мы разговаривали, потом замолчали, затем опять заговорили. В процессе общения я заметил, что в нем разворачивается глубокая драма. Тогда я и понял, что все три раза в Аризону я приезжал ради него. Мое понимание и присутствие помогали ему разобраться в себе. Говоря о своем пребывании в секте, в какой-то момент он произнес, что бежать ему некуда, на что я тут же ответил, что бежать и нужно в никуда, потому что, если было бы куда, туда бежали бы все. После мы оба рассмеялись, думая о чувстве юмора Пейота.
Мы веселились до тех пор, пока он почему-то не вспомнил, что на нем надет свитер, подаренный учителем (лидером секты), который тот купил для него в Беверли-Хиллз за восемьсот долларов. Взглянув на моего приятеля, я начал видеть намерения, с которыми ему был подарен этот свитер. Оно извивалось вокруг него нитью, переливаясь темными цветами, обворачивая его в энергетический кокон. Разглядывая это, я «увидел» лица других людей, приближенных к учителю, которые гордо носили на шее золотые цепочки и разное барахло из Беверли-Хиллз, также купленное на взносы студентов. Все эти вещи висели на них кандалами, удерживающими их в секте.
Опешив от удивления, я посоветовал другу сжечь его свитер. Замешкавшись на мгновение, вероятно, задумавшись о цене, он снял его и кинул в огонь. Оттуда потянуло страшным зловонием. Нас обоих тошнило и пришлось закрывать носы. Свитер не то чтобы горел, а, скорее, плавился, превращаясь в некое подобие черепа и скрещенных костей. Мой друг взял палку и начал дробить остатки сгоревшей одежды.
Я не знал, о чем он думал в тот момент, но у меня в голове возникли картины предстоящего развала всей секты. Тогда еще авторитет учителя был нерушимым, а секта существовала уже тридцать пять лет, и никто не мог себе представить развала столь четко отлаженного механизма.
