Хорошо и плохо было жить в СССР. Книга вторая | страница 28
К примеру, в моей группе в институте учился некто П., начитанный, скромный парень, уважающий науку историю, самостоятельно изучавший старославянский язык, интересный собеседник, аккуратный, вежливый и учтивый человек. Сначала он учился в другом высшем учебном заведении, а затем вдруг затеял перевод и очутился в нашем институте, поступил сразу на третий курс. После окончания учебы я не видела его четыре года, и вот однажды повстречала в поезде, шедшем из восточной части страны в западную. Я обрадовалась и весело воскликнула: «Привет!», и почти тут же смутилась, поскольку заметила просто-таки ошеломляющую перемену. Этот П. по какой-то невероятной причине растерял все свое прежнее достоинство и благородство. Он вел себя как мелкий уличный кривляка, который одновременно и раскланивается перед вами и норовит нахамить. Он не был «под градусом», как говорили в те времена о выпивших людях, то есть он был трезв, но я увидела обезьяньи гримасы и ужимки, как у пьяного. Также меня поразила его неряшливость. Вероятно, эту дрянь, эту манеру кривляться и гримасничать, изображая пьяного, он подцепил в том городишке, куда его послало государство отрабатывать положенные три года. Наверное, такова была мода среди мужского населения той местности. Видимо, быть всегда нетрезвым считалось у них что-то вроде лихости или солидности. Перевернутый мир! И вот я услышала странную речь: «футы, ну-ты, какая мадама! Ишь ты! Это что же – мне теперь из вагона выпрыгнуть, если тут такая цаца едет? Или на верхнюю полку вспрыгнуть? Ну уж извините… Я уж тут как-нибудь боком, вдоль стеночки… А могу и мебелью прикинуться, типа я – шкаф… А то, глядишь, оштрафуют за то, что я тень отбрасываю!» Это было поразительно. Мой однокурсник, образованный, эрудированный инженер изображал нетрезвого и при этом недалекого и недоброго человека. Я спросила: «Ну, как устроился? Кем ты работаешь? Инженер? Сменный инженер? Может быть, пошел по партийной линии?» В ответ посыпались лакейские выражения: «Где уж нам! Мы «галстухов» не надеваем – уж прощенья просим! Нам они ни к чему, вот если только рыбу ловить заместо удочки… Нам бы чего попроще!» Мне стало очень неприятно. Продолжать разговор не хотелось. Мы стояли в коридоре, и я чувствовала себя очень неловко. И тут в коридоре появились приятели П., такие же неряхи и кривляки, только еще развязнее. Все эти люди вели себя одинаково, называли друг друга Саньша, Ваньша, Тимоха – вместо Саша, Иван, Тимофей. Все они работали на одном предприятии. Куда они ехали одной компанией, я не знаю, но хорошо помню, что спрашивать их о чем-либо мне было противно. Я попрощалась и ушла. И долго еще думала после этого случая: «Что это за место такое, где мужчины, которые вместо того, чтобы быть сильными, смелыми и невозмутимыми, вдруг бросились паясничать и превратились в жалких и ничтожных кривляк? Не хотела бы я там жить! Ни за что!» Наверное, этот случай не стоило хранить в памяти, если бы я когда-то не знала П. как доброжелательного и умного человека.