Хорошо и плохо было жить в СССР. Книга вторая | страница 26
Когда я приехала на каникулы домой, мама поглядела на меня и сказала: «Вот как ты изменилась, дочка! Стала серьезная, задумчивая! Сразу видно, какие серьезные постигаешь науки в своем институте! Умница!» Я не могла рассказать о случившемся, поскольку мой отец, напившись в какую-нибудь из суббот, рассказал бы обо всем своим дружкам-приятелям, а те разнесли бы на весь поселок. А в нашем поселке к изнасилованным девушкам и женщинам относились не с сочувствием, а наоборот, с презрением. Считалось, что они сами виноваты. Если какую-нибудь девушку изнасиловали, поселковые женщины записывали ее в проститутки. Отчего они вели себя так жестоко – не понятно. Помню, как однажды в детстве я стояла в очереди в поселковом магазине, и туда зашла девушка, которую изнасиловал один наш местный хулиган. Женщины, стоявшие в очереди, стали на нее шипеть: «Проститутка! Гадина! Сама виновата! Хорошего парня погубила!» Девушка расплакалась и убежала. Потом она уехала из поселка навсегда.
Я не рассказала о своей беде даже младшей сестре, и вообще никому. Держалась как обычно, здоровалась, улыбалась. Говорила только об институте – о том, как тяжело там учиться, потому что «науки слишком серьезные». У нас в поселке уважали разговоры про то, как какой-то паренек или девушка поехали учиться в большой город, а там науки такие тяжелые, что они, эти паренек или девушка, едва дышат. Предметы должны быть едва постижимые, наставники немилосердные, и вообще вся система обучения невероятно трудная. Каторга, не меньше. Лишь тогда это вызывало интерес и уважение. Иной раз мне приходилось придумывать что-нибудь фантастическое: «Нужно прочитать пятьсот книг, а то и тысячу!» Женщины с нашей улицы качали головами и с уважением поглядывали на мою маму. А ей это нравилось. И она, встречая знакомых, только об этом и толковала: «Моя Настюша еле дышит, так у них в институте тяжело учиться!»
Как-то раз я вышла на улицу, а навстречу идет соседский парень, Игорь, лицо побитое, под глазом большой синяк, губы распухшие. Окончив восемь классов, он уехал из поселка на учебу в речное училище. И теперь, как и я, вернулся в каникулы. Я спросила: «Неужели подрался возле клуба? Не может быть. Ведь ты вроде бы не драчливый паренек, с головой!» Но он рассказал мне совсем другую историю: у них в речном училище курсанты постарше бьют всех первокурсников, и бьют сильно, унижают и грабят. И вот мы сидим на лавке у забора – вырвавшиеся из убогого поселка, чтобы получить хорошую профессию, – изнасилованная и побитый. Сейчас я иногда думаю, что в ту самую минуту в Советском Союзе происходило сто подобных историй, и это была обычная жизнь, которую создали себе люди. Ведь какую люди делают жизнь, такая она и есть. Когда нашим парням из поселка было скучно, они напивались или дрались. Когда другим парням, из города, было скучно – они шли насиловать студенток-первокурсниц. В речном училище старшие ребята избивали и грабили младших, и тоже, вероятно, из-за скуки. Все это обычное житье-бытье с низкими человеческими нравами.