В наших поселковых магазинах никогда не бывало мясных продуктов, их попросту не завозили. Мясной рацион наши жители были вынуждены обеспечивать себе сами, разводили кур, свиней, коров, кроликов. У нас были кролики. И мы с сестрой ходили за поселок рвать для них свежую траву. Так однажды я познакомилась с одной приезжей женщиной, родственницей нашей соседки, тети Вали. Они тоже рвали траву и набивали ею мешки. И вот эта женщина оказалась инженером-технологом из большого города, с крупного предприятия, и стала рассказывать о том, какая у нее интересная работа – следить за технологическим процессом на большом заводе. Она произносила слова «план», «госзаказ», «объединение», «прогрессивка», «поставка в десять республик», которые показались мне частью какой-то яркой, полноценной, грандиозной жизни. Мы ходили вместе рвать траву не один день, и я слушала городскую даму с возрастающим изумлением. Наконец я решила, что выучусь и тоже стану инженером-технологом. Я перешла тогда уже в десятый класс. Мне оставалось учиться один год. Я принялась усердно заниматься по физике и химии, и через год моя мечта сбылась – я стала студенткой.
О студенческой жизни я знала мало. Мама, папа и другие родственники никогда не были студентами и не жили в общежитии. Но спроси их об этом, они, пожалуй, сказали бы, что у всего имеется своеобразие, и в студенчестве тоже. Папа сказал бы так: «Всюду свой сахар и свое гнилье», и мама тоже так бы сказала. Оба они, как и все в нашем поселке, выражались прямо и просто.
Когда я поселилась в студенческом общежитии, я увидела, что «сахара» тут никакого нет. Жизнь тяжелая, потому что снаружи, за стенами общежития, местные городские парни воюют со скукой. И на нас, приезжих студенток, громада этой войны как раз и обрушилась. Простые развлечения местным ребятам наскучили. Они выросли и теперь искали развлечений «поинтереснее». Они желали поскорее стать «взрослыми», и не где-нибудь, а в наших комнатах, с нами и в наших кроватях поскорее превратиться из юнцов в мужчин. Иногда, видя темные окна наших комнат, они приходили в ярость, так как по их разумению мы не имели права тушить свет в такой «детский час», то есть в полночь. Они бродили у наших стен и громко говорили друг другу, что пора им «взяться за ум» и «перепортить» всех приезжих первокурсниц, устроить рейд, облаву. Наперебой рассказывали, как нужно действовать: каждую из нас ударить по лицу, схватить за волосы, размахивать перед лицом сигаретой и запугивать: не покоришься или расскажешь кому-нибудь – пропустишь семестр, поскольку угодишь в больницу переломанная, как пластмассовая кукла.
