Вадим слушал его неторопливую, почти бесстрастную речь и думал о жестокой несообразности судьбы.
Человек прошел всю войну. Воевал три года — тысячу дней и ночей! Пролил кровь. Смотрел смерти в глаза. Верил и победу и ждал ее… Плен и немецкий концлагерь лишили его права быть победителем, хотя право это было много раз оплачено кровью… Можно ли отнять это право?.. И не только отнять, но и наказывать еще. Наказывать после полных горечи, бессильной ненависти и отчаяния, пропавших для жизни дней плена, после ужасов и позора концлагеря…
— За что же вас так жестоко наказали? Вы же не виноваты!
— Где беда, там и вина. Мертвому можно уйти из строя. Живому нельзя… А что наказали… Я сам себя наказал не в пример горше…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Третий день с низовьев реки дул ветер.
Набрав силу в снежных пустынях севера, он рвался на юг, к центру материка. Путь ветру преграждали горы. Ветер ударялся о скалистую грудь горы и низвергался в речную долину.
В каменной горловине ущелья ветер бушевал с неистовой силой. Вспарываясь об острые клыки торосов, он срезал верхушки заструг и сугробов, дробил их в колючую снежную пыль и гнал ее передсобою, свистя, завывая и захлебываясь в натуге…
Казалось, ничто не в силах противостоять жестокой силе ветра. Но, приглядевшись, можно было различить в клубах снежной пыли узкие треноги буровых станков, вереницей выстроившихся посередине ущелья. На льду работали люди — буровики и гидрологи.
Возле одной из треног, спиной к ветру, стояли рядом двое в длинных полушубках с поднятыми воротниками. Один пытался закурить, но спичка, едва вспыхнув, тут же гасла. В раздражении он смял и отшвырнул папиросу, которую тут же унес порыв ветра.
— Погодушка! — сочувственно сказал его товарищ.
— Как в Сибири!..— отозвался первый.— Послушай, Николай,— сказал он, возвращаясь к прерванному разговору,— какого дьявола ты торчишь тут на морозе? Мне не доверяешь?
— Не болтай глупостей, Виктор,— возразил Николай Звягин.—Я говорил тебе, что должен приехать Кузьма Сергеевич.
— Ты уже битых два часа ждешь.
— Он сказал, что приедет в середине дня. .— Чего же ты прискакал так рано?
— Лучше, если я подожду его, а не он будет ждать меня.
Они перебрасывались фразами, не глядя друг на друга, укрывая лицо от режущего ледяного ветра.
И хотя обстановка вовсе не располагала к разговору, Виктор, не умевший подолгу молчать, снова спросил:
— Ну и как? Свидание состоялось?
— Какое свидание?
— Преклоняюсь перед вашей поистине рыцарской скромностью. Но нельзя же скрывать от друга.
