Установив курс и закрепив штурвал, он бросился обратно в каюту.
Девушка лежала в той же позе, в которой он опустил ее на узкое деревянное ложе. Лицо было мертвенно-бледным.
Увиденное вмиг опустошило голову лодочника от каких-либо иных мыслей. Кровь на руках и мертвое тело в баркасе. Ясной и четкой предстала перед ним картина его собственного скорого и несомненного повешения, и стаи ворон, слетающиеся на смрадный труп. Их черные силуэты на фоне неба сменила другая картина – утопления им княжны в самом глубоком месте Петли, дабы смыть с себя ее кровь и уничтожить следы от этой более чем странной встречи.
Княжна приоткрыла глаза.
– Вы… можете… перевернуть меня… на спину…
Лодочник молча выполнил ее просьбу, укутав до подбородка пледом и накинув для верности свою куртку, висевшую тут же на стене каюты у иллюминатора.
– Спасибо. – Княжна вновь закрыла глаза.
Мужчина буркнул нечто невнятное себе под нос, прикрывая за собой дверь в каюту.
«Как ее утопишь – совсем ребенок. Пусть и княжеский… Да что это я! Тем более – княжеский! Ладно, будь что будет. Рыман недалече, глядишь, и не помрет. Да с чего ей помирать-то? Подумаешь, упала с лошади да расшиблась маленько!»
Баркас, покачиваясь на волнах, в полосе тумана продолжал свой незримый путь вдоль берега, не оставляя следа. Драгоценный камень грел Лырмана сквозь подкладку кармана, а из фляжки, обдирая горло и принося тепло, вовнутрь падал молочного цвета самогон, что гнала его разлюбезная подружка.
«За такой самогон на бабе стоит в конце концов и жениться», – подумал мужчина, закрывая фляжку. И мысли перенесли его в корчму к разлюбезной вдове, с которой уже не один год связывала его более чем теплая дружба. Смотритель довольно похмыкивал в свои пшеничные усы, вспоминая мягкое декольте сговорчивой хозяйки и ямочки на пухлых щечках, появлявшиеся каждый раз, когда он приносил ей нежданные гостинцы.
«А теперь уж, о-хо-хо, с такой-то удачей в кармане, как не разгуляться? Вот уж порадую свою любушку – одарю как царицу…»
Туман редел, превращаясь в клочья неаккуратных, будто разодранных в ярости и скинутых с неба облаков.
Еще немного, и зажгутся посеребренные, предвещающие зарю звезды. За ними покажутся огни Рыманского порта.
Ни разу еще, за всю свою бытность лодочником, он не ждал их появления с таким нетерпением.
Гаррота подлетела к Халкиду почти вплотную. Она повисла на плюще, обхватив лапами толстые стебли. Развернула к мужчине лицо. Лоб, нос, высокие скулы, чистая кожа и правильно очерченные припухшие губы – но человеческим назвать его было невозможно из-за совершенно птичьего выражения. Немигающий взгляд, нервно меняющийся наклон головы.
