И вдруг ощутила то, что, наверно, было внутри него – рвущееся наружу веселье, радостную боль, как от прорезывающихся крыльев.
Я вспомнила:
…И мальчик с тачкой голосом синицы
Покрикивает, расчищая путь.
Он юрок, как пролившаяся ртуть,
И ослепителен, как птица.
Спуск как паденье, и подъём как взлёт;
Толпа, шарахаясь, вопит ему проклятья…
Тем упоительней ему его занятье,
И он неистовствует – и поёт![1] Это он, и это она – наша кембриджская идиллия.
Снег дневной – и электрический.
Снег дневной – дневного света
Сын слепой – путей не зная,
Сам в своих блуждает чащах.
Снег вечерний – электрический —
Искрами летит косыми —
С фонарями породнившись,
Рассекает тьму со смехом.
Если встретятся однажды
Снег дневной и Снег вечерний,
То друг друга не узнают —
Снег зажмурится от Снега.
Приехав из Кембриджа, мы поселились на даче у знакомых.
Слишком привыкли к речке Кэм с её «идиллией», чтобы жить в пропылённой Москве. Лето было райским, зима небывало морозной и снежной.
Среди этих снегов наш дачный посёлок выглядел забытой игрушкой и мы сами казались себе совсем маленькими. Сугробы заглядывали к нам в окна. На крыльце, перед входной дверью вырастало забрало из огромных сосулек. Петя выходил в шлеме-ушанке, огромных валенках, с алебардой-лопатой и сражался с ледяным рыцарем, а мы – Арс, Филя и я – смотрели.
Петя ездил в Москву на работу, а мы гуляли по посёлку. Наш прогулочный поезд выглядел так: я впереди, за мной Арс на деревянных санках, за нами Филя на маленьких лыжках, а сбоку – рыжая лисица среди снегов – наша колли по имени Руша. Передвигались мы очень медленно.
Филя всё время останавливался: смотрел по сторонам, что-то рисовал на сугробах лыжной палкой, а ещё ел красные мороженые плоды шиповника прямо с кустов. Когда он отставал, Руша бежала назад, садилась возле него в снег и заливисто лаяла. Дескать, что же ты, мать, бросила ребёнка? Возвращайся давай! Обычно так и получалось. Мы с Арсом, устав стоять на одном месте, возвращались к Филе и объеденному шиповнику – и шли домой.
Незаметно-незаметно дожили мы до апреля. Снег так и не растаял, только немного присел под окнами, как вор, которого застали врасплох.
И вот Пете пришло время лететь на три дня в командировку. Ничего, мы-то уже привычные.
Улетал в Вербное воскресенье. В воздухе уже вовсю пахло весенним солнцем и повеселевшими соснами. Но как только Петя благополучно прибыл во Францию, на нас обрушился небывалый снегопад. Снег не шёл и не падал, а валил, валил, валил не переставая. Всю ночь и весь день. И навалился на посёлок так, что никому не показалось мало.
