Скарлетт Рэд | страница 25
— Папочка!
Уолт усмехается Хейзу и бросает сумки с продуктами. Бормоча, чтобы я разобрала их, он похлопывает Амелию по головке, а затем огибает ее, направляясь к распахнутой двери.
Когда Амелия бежит за ним, он рявкает:
— Я запрещаю тебе находиться здесь, Амелия. Иди посмотри телевизор.
— Но, папочка, я хочу пойти с тобой!
— Иди отсюда! — решительно говорит он. И хотя светлые волосики Амелии закрывают ее лицо, я все равно понимаю, насколько отказ отца ранит ее, так что я подхватываю ее на руки:
— Хочешь, пойдем поиграем в настольную игру?
Амелия гладит мое лицо своими ручками, болтая о настольной игре, а Хейз в последний раз смотрит на меня, ухмыляется и закрывает за собой дверь. Его самодовольство заставляет меня дрожать.
Поставив Амелию на ножки, посылаю ее выбрать настольную игру и, после того как она убегает, сверлю взглядом закрытую дверь, на минуту выпадая из реальности. Чертова наркота! Прежде чем кайф от наркотиков окончательно поглотит меня, хватаю край стола и висну на нем, шипя в пустой комнате:
— Гребаный ублюдок!» Жалею, что не откусила его палец, когда выдался такой шанс.
***
Прохладная сырость вытаскивает меня из забытья, я моргаю и вижу склонившегося ко мне в тусклом свете Баса, прижимающего влажную ткань к моему лбу.
— Не люблю, когда ты не слушаешься меня, — лаконично говорит он.
Я быстро вскакиваю и отступаю. Нащупав ночник, включаю его и медленно выдыхаю, раздумывая, не сошла ли я с ума. На долю секунды, в темной комнате, освещенной только светом из ванны позади него, он звучит совсем как Себастьян.
Такой властный и доминирующий.
Потирая себя руками из-за внезапного озноба, обнаруживаю, что на мне лишь тонкая маечка и трусики, а мои соски вопиюще выпирают через тонкую кораллового цвета ткань. Обхватив себя, интересуюсь:
— Где моя одежда?
Он указывает на край кровати, где в куче лежат мой свитер, лифчик и юбка.
— Ты вся горела. Мне надо было охладить тебя, — затем его серьезное выражение лица становится жестким. — А если бы влажная тряпка не справилась с задачей, следующим моим шагом был бы душ. Что, к чертям собачим, ты приняла?
— Ты серьезно? Я ничего не принимала. Меня опоили! — когда он хмурится, я тру свой лоб, пытаясь припомнить, что предшествовало дикой головной боли. — Я выпила одно пиво. Похоже, туда что-то подлили. Это единственное, что я там пила.
— Ты не должна была ехать туда одна.
Я напрягаюсь от его сурового, сердитого тона.