— Ты в порядке? — позвала она.
Раздался звук слива, хотя Битти не воспользовалась туалетом.
Мэри сосредоточилась на отражении. Да. Она выглядела так же плохо, как чувствовала себя: каким-то странным образом за прошедшие полчаса умудрились образоваться синяки под впавшими глазами, а ее кожа побледнела, сливаясь с плиткой, на которой она стояла.
Каким-то образом? Чепуха. Она знала, в чем дело.
«Я убила ее!».
Мэри закрыла глаза, силясь успокоиться. Снова открыв воду, она пыталась вспомнить, что делала. Да. Точно. На полке была стопка полотенец, сложенных одно к одному, и, потянувшись за одним из них, она залила водой остальные… гадая, как Хэйверс, поборник чистоты в своей клинике, дал добро на подобный беспорядок. А… точно. Диспенсер на стене у входа был сломан, нижняя крышка свободно болталась.
Совсем как я, подумала Мэри. Напичканная знаниями и опытом в оказании помощи другим, но не способная выполнить свою работу.
«Возьми ее руку. Все хорошо…»
«Я убила ее!».
— Битти? — из ее рта вылетел хрип, и Мэри прокашлялась. — Битти?
Вытерев руки, она повернулась к кабинкам.
— Битти, я войду, если ты не выйдешь?
Девочка открыла среднюю дверь, и Мэри знала, что никогда не забудет маленькую ручку, закрывавшую лицо, отказывавшуюся показывать слезы
Она плакала там. В одиночестве. И сейчас девочку заставили показать лицо, и она пыталась сделать именно то, к чему стремилась сама Мэри.
Порой самообладание — это все, что тебе остается; чувство собственного достоинства — твое единственное утешение. Иллюзия нормальности — единственный источник успокоения.
— Позволь мне… — Голос предал ее, и Мэри потянулась за бумажными полотенцами и намочила одно в раковине. — Это поможет.
Подойдя к девочке, она поднесла холодный, влажный материал к раскрасневшемуся личику, прижимая к горячей коже. Стирая слезы, она мысленно извинялась перед повзрослевшей Битти: Прости, что заставила тебя пройти через это. Нет, ты не убивала ее. Жаль, я не позволила тебе попрощаться с ней на твоих условиях. Мне жаль. Нет, ты не убивала ее. Прости меня.
Я так сожалею.
Мэри приподняла ее подбородок.
— Битти…
— Что они делают с ней сейчас? Куда она уйдет?
Боже, ее бледно карий взгляд был таким твердым.
— Они отвезут ее… ну, они собираются кремировать ее.
— Что это?
— Они сожгут ее тело для траурной церемонии.
— Ей будет больно?
Мэри снова прокашлялась.
— Нет, солнышко. Она ничего не почувствует. Она свободна… она будет ждать тебя в Забвении.
Хорошие новости в том, что Мэри знала, что это часть была правдой. Хотя она выросла в католицизме, Мэри лично встречалась с Девой-Летописецей, так что нет, она не кормила девочку ложью из сострадания. Для вампиров на самом деле существовал рай, и они действительно встречали там своих любимых.
