— Миледи, — съязвил мужчина. — Благоразумие — это черта вашего характера, а не моего…
Первый удар пришёлся по спине, поскольку я попыталась увернуться, но не успела. Ткань нежно-розовой ночной рубашки с треском разорвалась в районе лопаток, оставляя кровавую полосу на теле. Первый раз я не закричала, потому что удар был неожиданностью для меня. Родители никогда не били меня и отдавали предпочтение воспитательным разговорам в спокойном тоне. Но второй удар розгой стерпеть мне не удалось. Женский крик, принадлежавший мне, утонул во всём пространстве немаленькой комнаты. Я не пыталась отбиваться, лишь отступала назад, выискивая глазами место, где могла бы спрятаться. Третий удар по икрам, и по толстым ногам начала стекать струйка крови. До боли закусив губу, я внимательно следила за безумным мужчиной, которому доставляли удовольствия мои страдания.
Взмах рукой, розга рассекает воздух и мне достаётся четвёртый удар, а затем и пятый, но на этот раз терпеть я не собиралась. Ноги уже полностью были в крови. Схватила первую попавшуюся вазу и швырнула в Матиаса, попав прямо в голову. Ваза разбилась, осыпаясь осколками, а лицо мужчины вмиг окрасила алая кровь, которая на этот раз принадлежала не мне, а ему. Медлить я не стала, поэтому стремительно рванула в сторону ванной комнаты, и громко захлопнув двери, заперлась изнутри. Казалось, сердце моё успело пробежаться из области грудной клетки до пяток и обратно, отбивая ударами где-то в районе горла. От вида собственной крови меня замутило, закружилась голова и стало невозможно стоять на ногах. Обессилено скатилась вниз по двери на пол, прислушиваясь к мужскому крику снаружи.
— Сука! — сильный удар кулаком по двери заставил меня испуганно вздрогнуть. — Открой дверь, тварь!
— Матиас, — спокойный, властный голос принадлежал той даме, которая отдала приказ выпороть меня розгами. — На сегодня с неё достаточно. Дороти! — прокричала женщина. — Иди и скажи этой жирной твари, что сегодня она освобождена от всех занятий.
— Д-да, м-миледи, — голос девушки дрожал.
Обняв окровавленные коленки руками, уткнулась лицом и заплакала, подрагивая всем телом. Казалось, звук рассекаемого розгой воздуха до сих пор звучит у меня в голове. Что я им сделала? Ведь по логике вещей человека наказывают только тогда, когда тот в чём-то провинился. Не привыкла жалеть себя, но сейчас правда была полностью на моей стороне. Если я, к примеру, нагрубила, было бы разумным, ответить мне тем же, но я же лишь задала волнующие меня вопросы. Кем бы ни была эта Кэтрин, но мы с ней слишком, видимо, похожи, раз разъярённая дама безошибочно приняла меня за эту девушку.
