— Ладно, пусть с завтра. Гарантии? — Вопрос обращён был к Ульяшову.
Лев Маркович, чувствуя уже вкус первой победы, как некие фанфары, шире раскрыл душу.
— У меня вот такой командир… — сказал он, и показал в кулаке большой палец. — Одна фамилия чего стоит — Золотарёв. Слыхали? Золотая голова. Мужик. Золотарёв потому что. Стратег. Умница. Строгий, но душевный. Мой друг. Генерал сейчас! Да он со мной… мы с ним… Вот такой человек… Я уверен…
Палий перебил.
— Лев Маркович, товарищ полковник, на меня смотри, на меня… Ты первым сказал… Слово не воробей… Это вызов… Повторяю вопрос: ваши гарантии, товарищ полковник! Конкретно! Назовите гарантии.
Ульяшов хмыкает.
— Гарантии… Мои гарантии? Да пожалуйста. Если мы промажем… эээ… проиграем, что абсолютно исключено, да я, Шура, свой правый погон вместе со звёздочками на ваших глазах на сухую съем, и хромовые сапоги в придачу. Слово офицера! Век Стокгольма не видать! У меня знаешь их сколько там, в кладовке накопилось… Слово офицера! Меня там знают. А если вы проиграете, то…
Подхватывая, Палий продолжает:
— Мы твои сапоги съедим. Все! На сухую! Справедливо?
— Справедливо. — Подтверждает Ульяшов.
— И в кладовке которые, — дополняет Громобой и неожиданно логично, учитывая свою командировку, замечает. — Слушайте, ребята, а я же не смогу. Это не честно. Я же не здесь буду.
Палий его дружески одёргивает.
— Это, Анатолий Михалыч, в голову не бери, не думай. За тебя я здесь. Отвечу. Будь спокоен. — И неожиданно мягким баритоном, брови домиком, губы трубочкой, наклонившись над столом, тихонько поёт: «Родина слышит, Родина знает, где в облаках…»
Обнявшись над столом, головами друг к другу, полковники дружно подхватывают:
«…её сын пролета-ает. С дружеской лаской…»
Полковник Ульяшов решительно меняет слова: «…Но не сдаётся правый и смелый…»
И все трое громко заканчивают:
«…алыми звёздами башен Кремлёвских, смотрит она за тобою».
Палий, дружески ерошит рукой волосы на голове Громобоя.
— За тобой она, Толян, смотрит, за тобой! Не забывай там. Смотри по сторонам, и на приборы. Чтоб взлёт, как посадка… Понял? Сам знаешь.
Громобой кивает.
— Угу!
— Как учили. — Грозит пальцем Палий.
— Угу…
И вновь с этого места в сознание Ульяшова пошли мелкие провалы памяти с обрывками фраз: «ноу пасаран», это вроде бы он кому-то говорил; «я тебя уважаю», это вроде бы ему говорили; «слово офицера», это он клялся, жал ребятам руки и убеждал их — «назад дороги нет». Кому нет, какой такой дороги, куда?
