Указ. соч. C. 157).
Дальше все продолжается в том же духе. И здесь мы не можем не заметить, что, как предполагается в первом предложении этого отрывка, энергия и воодушевление приходят извне, из общества, причем они выступают потенциально опасными силами, требующими умиротворяющего воздействия университета, способного их успокоить. «Народному воодушевлению» не хватает «подлинных принципов», «идеям века» – «трезвости» и т. д. И по мере развертывания этого пассажа мы переходим от качеств, которые позволяют человеку занимать любое положение в обществе или выполнять любую задачу, к тем качествам, благодаря которым он сам становится приятным членом общества.
Процитированный фрагмент мог бы вызывать неблагодарную реакцию: похоже, что такое замечательное либеральное образование не учит одной вещи, а именно чувству меры в оправдании его самого. Слушая все эти заклинания Ньюмена, мы не можем не спросить, не ставит ли он слишком высокую планку? Могут ли действительно три года, потраченных студентами в возрасте около 20 лет на обучение определенным предметам, привести к формированию вышеуказанных качеств? Язык Ньюмена безнадежно далек от любого современного документа, в котором определяются «цели и задачи обучения». Редко встретишь в современном университете преподавателя, который бы написал в факультетской методичке, что целью курса является формирование того, кто «знает меру серьезности и пустячности и обладает четкой тактичностью, позволяющей изящно шутить и придать эффект серьезному поступку». Конечно, это не что иное, как утверждение paideia, т. е. идеала формирования полноценной личности, первых этапов курса по самовоспитанию и закаливанию характера, продолжающегося всю жизнь. И более того, нам предлагается идеализированная картина определенного типа сообщества, представляющего собой нечто среднее между греческим полисом, аристократическим клубом, философским семинаром и изысканным салоном. На этом этапе рассуждения университет выступает попросту метонимией, местом, которое в каком-то смысле является воплощением всех идеалов человеческой жизни в целом.
Но все же, наверное, с точки зрения Ньюмена, это не идеал жизни в целом, поскольку, какой бы величественной ни была его словесная фреска, изображенный характер без религии неизбежно остается неполноценным. «“Джентльмен”, – напоминает он нам, – есть создание не христианства, а цивилизации». В действительности, в одном предложении, способном удивить тех, кто часто поминает его имя, он специально указывает на то, что, хотя либеральное образование в некотором плане «сопутствует» христианству, в другом оно может стать, как он сам говорит, «его грозным и опасным врагом», и в этом пункте он снова обращается к более высокому авторитету Откровения, что является еще одной демонстрацией снова и снова воспроизводящегося в его утверждениях противоречия между чарами Оксфорда и авторитетом Рима.
