Благодаря цензуре, в большей степени, чем всему прочему, у молодых английских писателей сложилось мысленное представление об Англии как о стране, из которой надо уезжать: почти так же в начале двадцатых сухой закон привел к тому, что такие молодые американцы, как Хемингуэй и Скотт Фицджеральд, вынуждены были уехать из Америки во Францию и Испанию. Им выпивка, нам — секс.
Другим следствием цензуры было наше желание писать именно на такие темы, из-за которых наши книги как раз и могли бы оказаться под запретом. В то время многие молодые английские писатели были едва ли не одержимы навязчивой идеей писать о вещах, которые в качестве литературных сюжетов для публикации были запрещены законом.
Все это, думаю, объясняет многое в «Храме». Это автобиографический роман, в котором автор пытается правдиво рассказать о том, что пережил летом 1929 года. Когда я писал его, у меня было такое чувство, будто я шлю друзьям и коллегам на родину донесения с фронта нашей совместной войны против цензуры.
То, что я действительно испытывал такое чувство, доказывают несколько строк из моего письма Джону Леманну — отправленного несколько позднее 1929 года из Берлина, — процитированные им в его посмертно опубликованной книге «Кристофер Ишервуд — личные воспоминания»:
«Есть четыре-пять друзей, которые работают вместе, хотя не все знакомы друг с другом. Это У. Х. Оден, Кристофер Ишервуд, Эдвард Апуард и я… Все, что делает каждый из нас, когда пишет, путешествует или перебивается случайными заработками, есть своего рода исследование, которое, быть может, продолжат остальные».
«Храм» я писал, ощущая неразрывную связь со своим поколением, которое исследует новую область жизни, отождествляемую с новой литературой. То было время, когда в названиях почти всех антологий и литературных журналов присутствовал эпитет «новый».
Это ощущение общего смелого предприятия подчеркивается в серии од из Оденовских «Ораторов», каждая из которых посвящена другу, а в первой упоминаются «Стивен» и «храм».
Шел 1929 год, надвигались тридцатые, когда все обернулось политикой — фашизмом и антифашизмом. В первой части «Храма» Пол верит в то, что вместе с немецкими друзьями живет «новой жизнью» — что только в Веймарской Германии и отыщется счастье. Горькая ирония кроется в том, что происходит это в стране, где меньше чем через четыре года к власти придут нацисты, которые своей тиранией навяжут ей самую строгую цензуру.
Есть, однако, в первой половине романа некое предчувствие грядущих страшных событий, которые уже отбрасывают тень на моих юных немецких героев.
