».
Чувство горести, напечатленное на каждом слове этого письма, несколько высокомерная важность слога и даже презрительный способ речи о королях, не называя их, все это имело в себе нечто повелительное; но все было бесполезно. Брунегильда имела характер в высшей степени мстительный и непреклонный, образец которого олицетворен в древней германской поэзии и в женщине того же имени[119]. Она не обратила внимания ни на угрозы религии, ни на эти старые предостережения людской опытности в превратность счастия. Ни мало не помышляя о своем положении, действительно затруднительном в том случае, если бы муж подвергся какой нибудь неудаче, она более нежели когда-либо сгорала нетерпением дождаться отъезда его в Турнэ, чтоб нанести там последний удар и увенчать свою победу братоубийством.
Сигберт послал сначала часть войска обложить Турнэ и начать осаду; сам же готовился к отправлению туда, где предназначено было поставить его королем западных Франков[120]. Ни Париж, ни другой какой город не могли быть удобны для этого обряда, которому надлежало совершиться на открытом воздухе, посреди воинского стана. Сборным местом избрано было казенное поместье Нейстрийского королевства, Витрина-Скарпе, потому ли, что оно лежало невдалеке от Турне, или, может быть, потому что северное положение делало его более удобным для сбора франкского народа, который чем ближе к северу, тем гуще населял Галлию. В минуту отъезда, когда король отправлялся в путь, в сопровождении отборной дружины всадников, всех однако вооруженных раскрашенными щитами и копьями со значком, внезапно предстал пред ним муж, бледный, в святительском облачении; то был епископ Жермень, восставший с одра болезни для последней и торжественной попытки к примирению. — «Король Сигберт», — сказал он: «если ты идешь не с тем, чтобы умертвить своего брата, то возвратишься здрав и победоносен; но если у тебя другая мысль, то умрешь сам, ибо рек Господь устами Соломона: копай яму для брата впадет в ню[121]». Король ни мало не был смущен этой неожиданной речью, намерение его было твердо и он уверен был в победе. Он проехал мимо, не ответив ни слова, и скоро потерял из виду городские ворота, за которыми жена и трое детей остались до возвращения его.
Проезд Сигберта через королевство, которое должно было сделаться ему достоянием по праву избрания, казался предварительным торжеством. Городские жители галльского происхождения и духовенство встречали его с крестным ходом; Франки садились на коней и примыкали к его поезду. Всюду раздавались клики на языках латинском и древне-германском
