Учиться мне довелось недолго. Жизнь становилась все голоднее, "дядьки" наши зверели, с умилением вспоминая "царя-батюшку". При нашем приюте имелась домашняя церковь, ей в нашей воспитательной системе отводилась чуть ли не главная роль по привитию благонравия и смирения. Водили нас туда строем и продолжали это делать, несмотря на Октябрьский "переворот". Однако у нас уже в Рукавишниковском бытовала поговорка: "Крой, Ванька, бога нет!" И однажды я отказался идти стоять обедню. Дядьки нещадно меня избили, повредив бедро. Я слег, а когда начал ходить, сбежал из приюта и больше туда не возвращался. Рядом шумел Смоленский рынок - там я и нашел свое новое пристанище. Наш Проточный переулок ставился на весь район: ресторан Крынкина, где кутили денежные туоы, притон, музыка, карты и множество темных личностей вроде меня! Здесь я познакомился с подростками-ворами: Колей Журавлевым, дружба с которым связала нас на десятилетия, с Сашей Егозой, Обезьяной и другими людьми, не обремененныпи излишней совестью.
Оглядевшись, я с помощью новых "корешей" определил свой новый профиль жизни: стал работать "по ширме". Москва той поры кишела вчерашними господами, или, как теперь говорили, "буржуями". Многие не успели сбежать на Дон к атаману Каледину, в Сибирь к Директории, "верховному правителю" адмиралу Колчаку и теперь, со дня на день ожидая падения Совдепов, потихоньку распродавали меха, драгоценности, смокинги, шелковые платья с буфами. Я наловчился с налету отстегивать у барынь золотые брошки с бриллиантами, цепочки кулонов. Кореши, заметив добычу, всегда звали меня: "Илюха. Оно!" -то есть драгоценность. Я изучил замочки у этих ювелирных вещей и открывал их молниеносными движениями трех пальцев. Мальчишка я был хорошенький, черноволосый, роста небольшого и не вызывал подозрений у люда, толкавшегося на огромном рынке, на "барахолке". Верткий, юркий, я выскальзывал из любых рук, проворно нырял в толпу - только меня и видели.
Как все воры, одевался я хорошо: вельветовый пиджачок, хромовые сапожки, белая кепка, отчего меня принимали за "домашнего".
Кроме карманов, брошек, серег занимался я и другими разновидностями воровской профессии. Вообще строгого "профиля" у меня не было, как и у многих начинающих блатачей в ту пору; что подвертывалось под руку, то и обделывал. Можно было снять сапоги с рундука? Снимали. Срезать окорок? Срезали. Взять партию нижнего белья? Брали. Действовали часто "шатисй" по нескольку человек.
