– Вот, Лиза, – бегло осмотрелся Лева, чувствуя себя не в своей тарелке. – Теперь я буду иметь представление о том, как Вы живете. Вам лучше?
– Гораздо лучше, Лев Александрович.
– Я зашел попрощаться.
– До свидания, и еще раз спасибо. И, простите меня, пожалуйста.
– Да за что же, Лиза?
– Ну, за все. Видите, как оказалось, я не все и помню, – слабо улыбнулась она.
– Прошу Вас не беспокоиться по пустякам, все было очень пристойно.
– А там? – Лиза, видимо, долго собиралась с силами спросить что-то важное. – А он меня такую видел?
– Он? – не сразу понял Лева. – А! Брат подруги Вашей? Он Вас помогал пересадить ко мне в пролетку, до этого поддерживал Вас, переживал. Обещал к вечеру прислать кого-нибудь справиться о Вашем состоянии. Сестра его, как я понял, тоже пострадала.
– Переживал? Поддерживал? – Лиза снова покраснела.
– Да, уж. Мы сегодня все за Вас переживали. Так что выздоравливайте, Лиза. Я пойду.
Когда дверь за Борцовым закрылась, Лизе, видимо пришла какая-то мысль в голову. «Да как же он пришлет справиться? Он же не знает моего адреса!» – думала она, засыпая.
А утром от вчерашней болячки не осталось и следа. То ли волшебные снадобья подействовали, то ли молодой организм не желал долго пребывать в болезни, но Лиза чувствовала себя прекрасно. Егоровна и слышать не хотела о том, чтобы разрешить Лизе встать из кровати и держала ее там до обеда. За столом она силком заставила Лизу выпить чашку бульона, а потом сжалилась и позволила сидеть в кресле у окна. Лиза смотрела на пустующий двор, на голую клумбу посреди него, и к ней снова стал возвращаться стыд за вчерашние приключения. Во-первых, подняла на ноги весь дом, потом оторвала от работы занятого человека, и все это, когда у самой полно важных дел – и цветы, вон, не посажены, и папино выступление не отпечатано. А ведь сегодня четверг! Ох, как совестно! Да еще эти ужасные минуты в переулке и в результате – испачканный пиджак Льва Александровича. Позор!
Стыд укоренялся в душе, пускал длинные ветки молчаливых размышлений и делал душевное пространство Лизы непролазной чащей. Если бы можно было чем-то отвлечь себя, занять делом, чувствовать свою нужность или хотя бы полезность. Она хотела было прямо сейчас приступить к своим секретарским обязанностям, но Егоровна, заметив, что Лиза направляется в кабинет отца, пригрозила запереть его на ключ. Пришлось послушаться.
Следующий день стал просто невыносим Лизе от вынужденного безделья. Папа снова уехал на Выставку, а Лиза промаялась до обеда, а потом решительно пошла в свою комнату, переодеваться. Результатом вынужденной диеты стало то, что на Лизе застегнулось прошлогоднее летнее платьице. Очень нежное и милое, почти детское. К платью нужен был какой-то совсем простой головной убор, и Лиза надела соломенную шляпку, украшенную полевыми цветами – васильками, ромашками и одним ярким маком. Шляпу звали «Прогулочная». Егоровна, увидев одетую для гулянья Лизу, встала, раскинув руки в дверном проеме:
