Руководители лейбла были людьми уникальными. Я очень часто встречала в своей жизни музыкальных бизнесменов, уверенных на сто процентов, что только они знают, как надо писать стихи и что делать с голосом. При этом сами они в своей жизни не написали ни строчки и не спели ни ноты, но убежденность в том, что они – боги поэзии и гармонии, не покидала их ни на минуту. Так вот мои продюсеры, в отличие от этих, вышеупомянутых, занимались только бизнесом, творческую часть полностью отдали на откуп мне. Я приходила в офис и говорила: «Вот, песня новая родилась». Все садились и внимательно слушали, могли комментировать, но никто и никогда не командовал: «А ну-ка быстро перепиши второй куплет». Единственным вмешательством в творчество была смена моего имиджа. Кстати, дреды я к тому времени уже состригла – надоели – и ходила с короткой стрижкой, а поскольку волосы от природы у меня очень сильно вьются, то была похожа на одуванчик. Прическу старалась спрятать под клетчатой кепкой, а дополняли эту картину брюки, майки и ботинки. Пока концертов было немного, такой вид еще кое-как годился. Но когда мы стали готовиться к моему первому большому сольнику, стало очевидно, что имидж надо менять. Пригласили дизайнера, он уверенно сказал: «Сейчас все будет!» И сшил целый ворох платьев, увидев которые, я наотрез отказалась даже примерить их – все эти рюши и стразы я не нацепила бы на себя даже под наркозом. Согласилась в итоге только на одно – синее, длинное в пол. Когда я его надела, дополнила десятисантиметровыми шпильками и пришла в офис, там воцарилась мертвая тишина. И спустя пять минут из этой тишины вдруг прорезался осторожный голос: «Ой, Максимова, а ты что, женщина?!» До этого в платье они меня не видели ни разу и были уверены, что я – пацан, свой в доску, при котором можно рассказывать крепкие анекдоты и вообще не особо напрягаться. Что, собственно, и делали. Меня, выросшую в окружении мальчишек, это не смущало, и я чувствовала себя абсолютно комфортно, но постепенно пришлось привыкать к новым реалиям, в том числе к каблукам, платьям и тому подобной мишуре.
Финансовые вопросы я отдала целиком и полностью на откуп компании. И – по тем временам неслыханное дело – меня ни разу не обманули. Завели счет, куда переводили проценты с продажи дисков, билетов на концерты и авторские отчисления (поскольку все песни писала я сама). В подобных ситуациях у финансовых менеджеров очень велик соблазн вообще не довести до счета артиста деньги или довести туда лишь малую часть. А зачем платить? Если можно сказать артисту, что его выступление стоит, условно говоря, тысячу долларов, самим брать с организатора концерта пятнадцать тысяч и отлично жить. Случаев таких в нашем бизнесе было – вагон и маленькая тележка. Девяносто процентов всех конфликтов продюсера и артиста, особенно на начальном этапе его творчества, происходили именно по этой причине. Я, зная о таких схемах, еще «на берегу» оговорила все условия, в том числе и то, что я буду получать отчеты по всем своим концертам – кто сколько и кому заплатил, но за все годы нашей совместной работы ни разу в эти бумажки не влезла. На жизнь хватало. Главное – у меня была работа!
