Ууезжать из родного города, оставляя в нем любимого человека, на деле оказалось очень непросто. Я строчила Андрею сообщение за сообщением, маялась, страдала, но в глубине души знала – ехать надо.
На следующий день, выйдя из поезда на Казанском вокзале и ступив на московский перрон, я готова была прыгать от счастья. Вот она – свобода! Я – в сказке! Могу идти куда захочу, могу купить себе что понравится, сотворить что угодно. Да вот прям здесь, на перроне, улягусь – и никто слова мне не скажет. И ругать не станет. И я двинулась навстречу этой свободе и этой сказке. Маленькая девочка в огромных ботинках, с дредами на голове, волокущая за собой по перрону огромную клетчатую сумку, за которой тянулся кровавый след (это разбилось варенье, о котором я до последнего момента даже не догадывалась).
Я знала, что с голоду не помру, и даже если ни один из музыкальных лейблов мной не заинтересуется, пойду играть на гитаре в переходе.
В том, что у меня все получится, я тогда не сомневалась ни секунды. Мои песни придавали мне уверенности. Я знала, что с голоду не помру, и даже если ни один из музыкальных лейблов мной не заинтересуется, пойду играть на гитаре в переходе. Меня не смущала перспектива стать уличным музыкантом. Я человек неизбалованный, быт меня никогда не интересовал, а на кусок хлеба и стакан чая я себе заработаю всегда. Размышляя на эту тему, я оставила сумку, истекающую вареньем, в камере хранения на вокзале и отправилась по тому адресу, который дали наши постояльцы. Выйдя из метро «Царицыно» и уверенно дойдя до искомого дома, вместо него я обнаружила… заброшенное полуразрушенное здание без окон, без дверей. Поблуждав по его лабиринтам, я наткнулась на компанию развеселых бомжей, которые наслаждались жизнью. Перед ними стояла бутылка водки, а рядом на газетке – единственный огурец, разрезанный на кусочки по числу участников трапезы. Они страшно удивились, выслушав мою историю о том, что именно тут я и должна жить, радушно предложили присоединиться к их компании, выделили место на матрасике в углу и предложили водки и огурца. Я вежливо отказалась и побрела восвояси. Зашла в соседний дом – жилой, по счастью, – постучалась в первую попавшуюся квартиру, сказала, что мне срочно надо позвонить в Казань, меня (убей не понимаю почему) пустили и дали телефон. Я бодро сообщила Шульцу, что потерялась, где жить теперь не знаю и где меня искать теперь в Москве – не представляю, и положила трубку. Делать нечего, надо было отправляться обратно на вокзал. Я шла по улице под проливным московским ноябрьским ливнем, и тушь стекала по щекам. Только что я обнаружила: меня банально кинули (этим ушлым ребятам, нашим постояльцам, надо было перекантоваться в Казани, и они дали мне несуществующий адрес и телефон, по которому отвечала специально обученная девушка). Жить мне было негде. Денег в обрез. Возвращаться в Казань нельзя, это значило бы, что я сдалась прямо на старте. Что бы сделал на моем месте любой человек? Правильно, отчаялся бы. А я была счастлива. Ведь я в Москве! Что еще надо?
