Никтопия. Трое из рода "хэ" | страница 50




Молодой человек вошел в комнату и с некоторым удивлением увидел, что Миша не сидел расплывшимся шаром в своем углублении в полу, а сложив руки вокруг туловища, неспешно ходил по комнате. Джону показалось, что он чем-то взволнован.

- Здравствуй, добрый человек, - сказал маленький инопланетянин, расширив свои длинные глаза на гостя.

- Здравствуй, - ответил Джон, чуть озадаченный непривычным приветствием.

Миша, словно уловив его удивление, пояснил:

- СтэнМакГрегор говорит, что так правильно. А "здорово, старый, не подох еще?" это неправильно.

- Да, пожалуй, - сдерживая улыбку, согласился Джон.

Люксор еще покружил по комнате, обдав молодого человека слабым земляничным ароматом, и замер возле печи.

- А у меня новость, - радостно сказал Джон.

Все три кожаных мантии Миши неожиданно заметно задрожали, и молодой человек решил что это определенно не смех.

- Скажи, ДжонТимирязьев, правильно ли я понимаю, что прощение это освобождение человека от долга за причиненную боль?

Джон немного растерялся.

- Ну более или менее, - неуверенно сказал он. - У прощения два аспекта, - подумав, что люксору навряд ли понятно слово "аспект", он попытался сказать проще, - ну то есть оно состоит из двух частей. Внутренней, направленной в себя и внешней, направленной на человека причинившего боль. И какая из этих частей более важная трудно определить. Возможно та что направлена в себя и значит прощение это в первую очередь освобождение себя от гнева на того кто причинил боль.

Миша внимательно слушал. При этом на его мантиях, быстро сменяя друг друга, мелькали выпуклые узоры, в которых угадывались то буквы унилэнга, то буквы никтопианского языка. Джон подумал уж не складываются ли они в слова, выдавая скрытые мысли инопланетянина. У него возникла мысль просмотреть позже запись с камеры, скрытно установленной в этой комнате и попытаться прочесть эти слова, если они конечно и правда там были.

- А принято ли у землян делать прощение заранее?

- Да, пожалуй, что нет. - Джон не понимал направленности этой беседы, а главное ему хотелось говорить совсем о другом. И он радостно сообщил: - Мой ладош светится. И я кажется понял что такое илвама.

Миша словно бы замер. Всякие узоры исчезли с его мантий. Затем он присел, согнув тонкие ноги, взял в шестипалую ладонь кусок "угля", снова поднялся, спокойно взялся за горячую печную заслонку, раскрыл её и бросил топливо внутрь. Потом еще некоторое время смотрел на огонь.

- Теперь ты, ДжонТимирязьев, не будешь один, - сказал он и закрыл заслонку.