В лотке его навалены были гончарные изделия,
обращающее на себя взгляды своей асимметрией, несуразностью и практической
неприменимостью. Фигурки женщин, мужчин, животных и даже, что для евреев
нехарактерно - свиней, были изуродованы рукой скульптора так же сильно, как
жизнь изуродовала душу и тело их продавца.
Шальная мысль мелькнула у меня, что фигурки сии нужно
бы выставить по периметру дома Его Императорского Величества, дабы вор или
тать, наткнувшись на них впотьмах, испытал ужас и выдал себя невольным
вскриком.
Также некоторые из них можно было бы
начинить взрывчатой смесью, поскольку всё-таки встречаются тати не из пугливых,
а осколок прочной керамики разит не хуже чугунного...
Вторая фигура отвлекла моё внимание от бедняги-торговца,
так как показалась мне достаточно живописной и даже символической. На бухте
каната, подогнув под себя кривые ноги в шароварах, сидел малоросс в вышитой
узором косоворотке и соломенном брыле. Длинные усы
малоросса бурно шевелились в такт движениям его нижней челюсти, перемалывающей
подобно камнедробилке нехитрую снедь,
предусмотрительно разложенную на рушнике, укрывавшем его колена.
На груди его, видной сквозь прореху расстёгнутого
ворота, синели буквы затёртой татуировки, что для этого милого и беззлобного
населения, живущего в бассейне Донца, было нехарактерно.
Судя по сохранившимся начальным буквам, надпись была
выбита не русским человеком, так как отчётливо были видны буквы "P...,
K... и N...". Скорее всего, татуировка являлась неприятной памятью о пребывании
в одной из тюрем Соединённого Королевства Британии, Шотландии и Северной
Америки", откуда мода на татуировки и телесный содомский разврат медленно
расползается на прочие страны, поражая как преступников, так и лиц, их
охраняющих.
И вот, когда торговец керамическими уродцами
приблизился к жующему малороссу, тот неожиданно выпростал из-под себя ногу,
ткнув ею, не меняя положения тела и не переставая жевать, в тощий зад бедняги.
И без того уже перегруженный лотком, несчастный утратил равновесие и с грохотом
рухнул на палубу.
Лёжа на животе, он пытался сгрести с палубы уцелевшие
фигурки, а по длинному носу его сбегали мутные слёзы обиды и унижения. Однако
он не издал ни звука, лишь тощее тело его тряслось, как в лихорадке.
Не успела я грозно окрикнуть распоясавшегося
наследника британской семьи Хулиген, как рядом
неожиданно возник гибкий, с осиной талией и пышным чубом, выбивающимся из-под
фуражки, затянутый ремнями портупеи стройный казачий есаул.
