От меня он узнал о замечательном тбилисском писателе Агаси Айвазяне. И это я дал ему прочесть тот удивительный рассказ – «Евангелие от Авлабара». Он мне его вернул через два дня и сказал, что рассказ ему больше не нужен – выучил наизусть. Рассказ небольшой, но я, как педагог с уже достаточным стажем, слово «наизусть» все же воспринял как синоним выражения «близко к тексту», до того пока Генрих не начал:
«Из Авлабара видно все. Весь Тбилиси со своими узкими улочками: Шайтан-базар, Эриванская площадь, Мыльная улица, Нарикала, церковь святого Саркиса, Сиони, греческая церковь… Из Авлабара видны дома господ Хатисова, Мелик-Казарова, Караван-сарай Тамамшева, театры Тер-Осипова и Зубалова, серные бани…»
Генриху особенно понравился винный духан Саркисова, где «опьянение двугривенный стоит». Это значит, пишет Айвазян, что «не вино стоит двугривенный, двугривенный стоит «утопление в вине». Пей сколько сможешь, плати лишь двугривенный». Этот рассказ о незадачливой любви Мирзы Асатряна Генрих часто читал и другим в доказательство того, что любовь – дело крайне ответственное, что любимая женщина способна как благодатью тебя переполнить, так и опозорить на весь мир. Между тем до своей влюбленности Асатур-хан славился на весь город: он был самым умным, самым образованным – одним словом, ходячей библиотекой. В районе Сололаки говорил по-армянски, в районе Ваке – по-грузински, во дворе церкви – на грабаре, с мастерами сирачханы – на ашхарабаре, на Дворцовой площади – по-русски, на Турецком мейдане – по-персидски, на Кирпичной площади – по-немецки, с авлабарцами – на авлабарском языке.
Тут вмешивался Джони Лашкарашвили и говорил:
– Как много у вас языков, слушай, тут вам армянский, тут вам грабар, тут вам ашхарабар, тут авлабарский, и вы на всех этих языках без конца плачете.
– Это на меня не распространяется, Джони-джан, я человек веселый, в «одиночке» Нодара Думбадзе по-грузински читал и умирал со смеху.
– Как так! И ты все понимал? – не верил Джони.
– А что там было не понять? Что Серапиона опоросилась или что Илларион Мурада подстрелил?
– Раз ты так Нодара Думбадзе любишь, об этих наших преступниках он одну фразу написал, так, может, заодно ты и ее знаешь? – спросил я. – Когда побывавшего в плену грузина привели на допрос, он сделал такое заявление: «Не знаю, как я в плен попал. После того как в Саджавахо военный комиссар Евгений Кутубидзе меня в вагон посадил, потом дверь мне открыл немец».
