Дальше была пара страниц записей по типу "Сегодня провалов не было. Всё как обычно. Ничего особо странного".
"Моя звезда оставила ледяной ожог. Белый, покрытый инеем. Я пришёл в себя от этого холода сидя у стены в коридоре. Выпало из жизни около двадцати минут. Немного. Не вся ночь. Никогда не сниму медальон. Мир вокруг кажется липким как кровь. Тусклым и страшным. Я устал от страха. Боюсь себя самого. Недавно я нашёл очень интересную книгу. Там рассказывалось об особенностях каждого рода, в том числе папиного. Может, я так же проклят безумием, как папины предки? Говорят, что Владыки неподвластны кровавому безумию Сынов Бездны. Наверное, они никогда не учитывали, что может родиться такой как я — потомок сразу двух родов".
Несколько страниц его тяжёлых, полных непонимания и страха размышлений я читал очень долго. Если бы не родичи и вовремя подвернувшаяся игра, позволившая мне с головой уйти в виртуальную реальность — я бы мог стать таким же. Как это близко. И как жутко. У него рядом был только старый ар'Каэрт, "дядя Арсен". Нянька и телохранитель, оказавшийся в чём-то даже ближе отца. Но даже ему замкнутый принц ничего не рассказывал. И старался вообще держаться на расстоянии от кого бы то ни было.
Потому что первой жертвой "провалов в памяти" стала няня, заменившая принцу мать.
Прошла, наверное, пара часов и запах еды стал сводить с ума. Спрятав в сумки дневник, я отвернулся от накрытого обеда, вышел и направился в библиотеку. Там я и застал засевшую за книги белобрысую троицу.
— Много накопали? — поинтересовался я достаточно громко, заработав недовольный взгляд древнего старичка архивариуса. Тот оказался человеком.
— Много, но всё не по существу, — отозвалась Манька. — А что?
— Бросайте макулатуру, давайте поедим, — потребовал я. — А то я сейчас с голоду помру.
— Дельная мысль, — согласился Апокалипсис, вставая и потягиваясь. — Идём искать еду.
— Давай в город, — предложил я.
Никто не протестовал.
И сидя за столиком в местном аналоге кафе, я понял, что слишком голоден последнее время. Будто и не проводил изменений в собственном теле. Тогда, в лесу возле болота… Я снова воспринимаю мир почти так, как мне положено по возрасту, снова всегда голодный, как любой быстро растущий организм… и почти забыл как это — быть отцом.
Нет. Последнего я забывать никогда не хочу. Пусть моя маленькая причина жить, добавившая седины и надолго лишившая сна, останется навсегда.
К дневнику дяди удалось вернуться только к вечеру. Хотя воспринимать двенадцатилетнего Ильена как собственного дядю мне очень сложно. Сейчас ему было бы уже… много. Больше, чем папе. Эх… Я и не знал, что у меня были ещё пара неучтённых дядей, а они уже умерли. Ванов отец и… Ильен. Я не знаю, как отец воспринял факты существования и смерти Лэнхаэля. Могу только сказать, что обнаружься у меня парочка неучтённых братьев, да ещё и уже умерших… мне было бы горько. Хотя горечь и так оставляет во рту свой желчный привкус. Будто я опоздал к чему-то очень важному. Безвозвратно опоздал.
