– Дэнни Рафаэль очень злой человек, – ответил Руфус, и Анна увидела боль в его глазах. – Мы больше с ним не общаемся.
– Это стало причиной вашего возвращения в Лондон?
– Вовсе нет, дорогой. Во что бы ни верили ваши коллеги из американских таблоидов, то, что я вернулся именно сейчас, – это просто совпадение. Но эти новости давно устарели, мистер Мак-Ара, и я надеюсь, что вы будете более креативны в своей статье.
Бен понимающе кивнул:
– Конечно.
– Замечательно. А теперь, пожалуй, нашей компании пора показать вам, отчего эту постановку шедевра Роджерса и Хаммерстайна скоро назовут эпохальной. – Он просиял, двигаясь к сцене, и верхние огни постепенно стали тускнеть.
На сцену вышел актерский состав в гриме и костюмах, чтобы исполнить знаменитые песни мюзикла. Анна, оказавшись в темноте, вжалась в сиденье, ожидая. И, конечно же, дождалась – молодая актриса шагнула вперед, а ее коллеги отступили подальше от луча софита.
– Тебе шестнадцать, скоро будет и семнадцать…
Анна напряглась при первых же звуках. Когда-то эту песню она распевала почти все лето. Окрыленная тем, что получила роль Лизль в постановке «Звуков музыки» драматического театра Полперро, она репетировала свою роль на обрывах над гаванью, радуя чаек и ласточек, круживших в прибрежном воздухе, своими вокальными экспериментами. Как и персонажу, которого она готовилась сыграть, Анне скоро должно было исполниться семнадцать, ее ждал колледж, а затем давно задуманный побег из Корнуолла – цель, сияющая впереди так же ярко, как солнце, танцующее под ней на волнах. Это было ее последнее лето в строгих границах деревни, где на каждый аспект ее жизни был направлен излишне яркий свет местных софитов. Но, как только Анна запела на сцене, с другой стороны зала раздался не предусмотренный сценарием шум…
– Не любишь мюзиклы? – прошептал Бен, пробудив Анну от воспоминаний.
– Только этот, – ответила она, не успев придумать лучшего ответа.
– И чем перед тобой провинились «Звуки музыки»?
– Ничем. Просто я его не люблю. – Анна вымученно улыбнулась.
Бену ни к чему знать причину, по которой у нее внутри все скручивалось тугими узлами, когда звучала песня Лизль.
– Нацисты и монашки – не самое блестящее зрелище, – пошутил он, не замечая дискомфорта Анны. – Когда я был подростком, я признавал только одну крайность, пытался быть альфа-самцом… Анна, это была шутка.
– Я знаю. Прости. Я сегодня немного торможу.
– Поздно легла?
– Не смогла заснуть.
Если Бен и не поверил, то ничем этого не показал.
