— Научится. Кстати, она теперь жена. Должна уметь все.
— Женщине в море не место! — отрубила теща“.
Саня смотрел на Снегурочку под елкой: „Плавает же Клавдя“.
И все смотрели на нее. Потому что Дед-Мороз объявил „Танец маленьких лебедей из балета…“
Однако в салон протиснулся боцман. На нем была балетная юбочка из марли и Клавдина сорочка, стыдливо приспущенная на лохматой груди.
Боцман по-цыплячьи семенил мохнатыми ногами, круто выгнув бычью „лебединую“ шею и помахивая „крыльями“…
Хохот качнул пароход.
Грация и смелый туалет „балерины“ привлекли к ней такое внимание, что от боцманской юбки грозили остаться лишь конструктивные детали…
Дед-Мороз, спасая жертву искусства, тряхнул над головой подарочным мешком: посыпались поздравительные радиограммы.
Каждый хватал свою и отворачивался — на бумажное свидание с родными.
Больше всех ликовал Саня, третий штурман. Подходил к друзьям:
— Поздравила! Видал?
Ему смущенно улыбались:
— Значит, все в норме!
— Видно, болела…
— А теперь поправилась…
Утренник окончен. Берем третьего. Идем на спардек. Поем под гитару:
…Мне б на минутку — обнять твои плечи,
Мне б — рассказать, о чем тосковал,
Но почему-то не было встречи.
В сердце остались слова…
— Парни! Здесь третий? — взлетел на надстройку, запыхавшись, радист. — Возьми, вот поздравительная тебе.
Саня развернул бланк. „С Новым годом, дорогой, прости молчание.
Сейчас уже все хорошо. Целую. Твоя жена Лена“.
Он улыбнулся.
— Спасибо, я читал уж. Дед раздавал…
— Нет!.. Знаешь… я ее только принял…
— Как?.. А та?!
— Та… Ту… прости: мы с помполитом тебе написали.
Он не договорил. Саня схватил гиганта-радиста за горло и двинул к реллингам. Прижал… Еще чуть и перевалит туда — за…
И мы почему-то стоим и молчим. Не вступаемся.
Руки его сами разжались — он обнял радиста за плечи и как-то совсем по-детски ткнулся лицом в грудь:
— Митя… Друг!
Так они застыли вдвоем у борга, Над бездной. Что их связывало теперь?
Мы молча спустились по трапу.
Тихо. Вокруг новогодняя ночь. В океане праздничный штиль.
