— Я здесь не при чем, — ответил Нат. — Эту дату установил Гровер Фрэзи. Ваш шеф.
Гиддингс наконец сел. Вытянул ноги, но так и не расслабился.
— Мой шеф. — Он кивнул. — Без начальства не обойтись, но его совсем не обязательно любить. — Он взглянул на Ната. — Вы, наверное, были еще новичком, когда все началось, а? Сколько это уже? Семь лет?
— Почти, — ответил Нат.
Прошло уже семь лет от первых набросков, от находок и замечаний, которые он впитывал взахлеб, упиваясь головокружительными идеями своего шефа Бена Колдуэлла. Он не удержался, чтобы не взглянуть из окна на свою Башню, которая вдали на горизонте вздымалась как светлый, чистый и прекрасный результат многолетней работы.
— Ну и что?
— Черт возьми, ведь это мое детище, — сказал Гиддингс. — Ну, частично и ваше, но это на моих глазах начались работы в котловане, ведь фундамент тут глубиной двадцать четыре метра, до самой скалы, это на моих глазах поднимался стальной каркас на высоту четыреста пятьдесят восемь метров, я знаю каждую заклепку, каждый болт, каждую балку, каждую стойку так, как знал бы каждую болячку моих детей, будь они у меня.
Это не требовало комментариев. Нат промолчал.
— Вы очень замкнутый тип, весь в себе, — заметил Гиддингс. — Это не тот ли тихий омут, где черти водятся? Ну ничего.
На мгновенье он задержал взгляд на Башне, царившей вдали.
— А еще я потерял там пару друзей. Это случается на каждой большой стройке.
Он снова взглянул на Ната.
— Вы помните Пэта Яновского?
Нат медленно покачал головой.
— Он шагнул в пустоту на шестьдесят пятом этаже и разбился в лепешку на бетонном крыльце внизу.
— Ах, этот… — припомнил Нат.
— Это был такой огромный поляк, — продолжал Гиддингс, — добряк и флегматик, казалось, он никогда не спешил, но работал всегда отлично и добротно, потому я был так потрясен. Если человек не в состоянии объяснить происшедшее, оно никак не идет из головы.
В голосе Гиддингса, в его интонации слышались следы пережитого потрясения. Нат наконец спросил:
— Что вы имеете ввиду? — Но это не возымело эффекта.
— Обычно, — продолжал Гиддингс, — человек может представить, почему кто-то что-то сделал. Когда читаю об ограблении банка, говорю себе: «Этому бедняге понадобились деньги, и он не нашел другого выхода». Это не оправдывает его, но вносит хоть какую-то ясность. — Он на мгновенье замолчал. — Взгляни-ка на это.
Из нагрудного кармана вельветового пиджака Гиддингс вынул толстый конверт, бросил его на стол и с деланным равнодушием наблюдал, как Нат берет конверт, открывает его и высыпает содержимое. Свернутые чертежи, ксерокопии на глянцевой бумаге, листы, полные формул, чисел и разных технических пометок.
