Основным цветом Башни был цвет старого серебра — стальной скелет покрывали плоские панели из оксидированного алюминия; все здание было пронизано десятками тысяч окон из дымчатого закаленного стекла.
Башня стояла на удачном месте и своей высотой доминировала в центре города. Колонны, достигавшие третьего этажа, образовывали у ее подножья полукруглые арки. Огромные двери вели в двухъярусные холлы к лифтам, которые находились в ядре здания, к лестницам, к эскалаторам и к магазинам, находившимся тут же.
Ее придумали, спроектировали и построили люди, относившиеся к ней иногда с любовью, иногда с ненавистью, потому что, как все грандиозные проекты, эта Башня быстро приобрела собственный характер и никто, близко связанный с ней, не мог обойтись без личного к ней отношения.
Очевидно, здесь существует обратная связь. То, что человек создает своими руками или разумом, становится частью его личности.
И вот Башня возвышалась там в свете утра, и ее вершины касались первые лучи солнца, пока весь город еще спал в сумерках; и тысячи людей, которые участвовали в ее создании и строительстве, никогда не смогут забыть этот день.
В эту пятницу на Тауэр-плаза с самого утра уже были сложены штабели полицейских барьеров. Рабочие муниципалитета расставляли их идеально ровными рядами. За барьерами пока никого не было.
Небо было ясным, синим и бескрайним. Легкий ветерок долетал на площадь со стороны бухты, свежий, пахнувший морем. Флаги на площади весело трепетали. Два патрульных, ожидавших прибытия подкреплений, стояли под аркой.
— Слава Богу, что хоть сегодня не будет политики, — сказал постовой Шеннон. — Все эти политические митинги… — он покачал головой. — Некоторые так увлеклись политикой, что просто ужас. Перевод времени, и только.
Он посмотрел вверх, на гордо взметнувшееся ввысь сооружение. — Она едва не достает до неба. Просто подавляет эту людскую суету.
Постовой Барнс ответил:
— Мне нравятся люди, которые ни во что не вмешиваются.
Барнс был негр. Он изучал социологию в университете, ожидал в ближайшее время чина сержанта и мечтал дослужиться как минимум до капитана. Он улыбнулся Шеннону:
— Послушать ирландцев, так все они миролюбивые, терпеливые, спокойные, ласковые, осторожные и терпеть не могут насилия. Но те оба янки, что орудуют в Лондондерри, дружище, совсем не похожи на добрых христиан, а?
— Это только когда их спровоцируют, — ответил Шеннон и при этом постарался примирительно улыбнуться. — Но я не утверждаю, что готовность к провокации не сидит у них внутри как мышь в сыре.
