Моя мама, в девичестве Гержой,
Из Песчанки попавши на Урал,
Не сменила тот говор на чужой,
Идиш свой не покинул пьедестал.
Моя мама, в девичестве Гержой,
Отпускала на улицу меня.
Ехал возчик на двор, тряся вожжой,
На весь город бидонами звеня.
Я ходил по заснеженному льду,
По двору магазина «Гастроном»,
В этом малом озлобленном аду
Пахло мерзлой помойкой и говном.
Среди сверстниц и сверстников моих
Я был чуждым, вот чёрт меня дери,
Хоть плевал через зубы лучше них,
Хоть свистел в пальцы громче раза в три,
Хоть гонял я быстрее колесо,
Хоть стоял на воротах всех прочней,
Да и массу немыслимых высот
Брал намного и легче и точней.
Я не вырос занудой и ханжой,
Хоть ничто не мешало ими быть —
Моя мама, в девичестве Гержой,
Свято чтила свой местечковый быт:
«Не торчи из построенных рядов,
Не носи вещи, словно попугай,
Помни, кто ты, и будь всегда готов
Убежать, если слышно чей-то лай…»
Я кивал и опять спешил во двор,
В гущу морд и паноптикум зверей.
Одногодки мне ставили в укор,
Что я умный, спокойный и еврей.
Чтоб меня не разъело этой ржой,
Я пейзаж навсегда переменил.
…Мою маму, в девичестве Гержой,
На кибуцном погосте схоронил.
