Двадцать восьмой номер автобуса проехал отрезок узкого шоссе, затем потянулась грязная желтая стена, автобус замер и водитель объявил: «Бейт-кварот[27]». Анна заторопилась на выход, шелестя целлофаном, в который были завернуты красные розы. Она открыла металлическую калитку кладбища и не торопясь пошла по асфальтированной дорожке. У папиной могилы никого не собиралась увидеть. А тут она даже приостановилась. Может быть, задумавшись, пропустила нужный ряд? Это исключено. Вот на повороте примета – дерево с треснутым стволом. У каменной скамеечки стоял пожилой человек. Высокая статная фигура. Черная шляпа лежала на скамейке, а он в кипе стоял и курил, покусывая тонкие губы. Смотрел на могильную плиту. Анна прошла по узкой дорожке и, коснувшись его локтем, остановилась рядом. Стала разворачивать цветы.
– Простите, если мой вопрос покажется вам бестактным, но кем приходится вам покойный? – вдруг повернулся к ней незнакомец.
Он даже не поздоровался, не представился. Голос был тихий и в то же время раскатистый, а потому красивый, с едва уловимым непонятным чужим акцентом, который Анна никогда не слышала раньше. Но не это поразило. Она с изумлением смотрела на незнакомого человека. Почему стоит у родной могилы? Зачем стоит? Наверно, из любопытства. Просто из любопытства интересуется, кто похоронен в ней. Роза выпала у Анны из рук. Человек быстро наклонился, поднял цветок, вложил ей в ладонь.
– Это мой отец, – прошептала она.
Дрогнули густые поседевшие брови. Рука с погасшей сигаретой задрожала, когда стал оборачиваться вокруг себя в поисках места, куда бы ее бросить.
– Михаил бен, бен, – он прищурился, наклонился к могильной плите, стараясь прочесть ивритские буквы, высеченные на белом мраморе.
– Бен Самуил. Сын Самуила, – перевела она.
– Да, – протянул старик, низко наклонив голову, – сын Самуила. – Он замер. Анна смотрела на маленькую черную кипу, на аккуратно зачесанные назад густые и белые, как снег волосы. На коротко постриженную бородку. – Вечная ему память. – Старик низко поклонился. Постояли в молчании. – А отчего он умер?
Новый вопрос вдруг не показался Анне праздным. Она поймала себя на мысли, что вопросы незнакомого человека неожиданно перестали раздражать её. Напротив, за какие-то полторы-две минуты, пока стояла рядом, почувствовала неизвестно откуда взявшуюся необходимость рассказать этому опрятному, аккуратненькому старичку что-нибудь о себе, о папе. На кладбище не было ни ветерка. Не слышно ни шума проезжающих машин, ни гудков, ни чириканья птиц. Они стояли, не проронив ни слова.
