– Василий Степанович, – все так же, не повышая голоса, говорю я, – винить другого, искать виноватого, только не я – это точно, удел неумех! Давайте решать спокойно и разумно.
– Все заболтать, только бы не нести ответственность!
– Что вы предлагаете, – уже сердито говорю я, – оплакивать то, что произошло, или про рыбалку вспомнить?! Черви не утонули!
– Испорчена рыбалка, а все ты, я знаю, я умею! Ни черта не умеешь! Брать тебя не надо было!
– Я не напрашивался, – повышая голос, говорю я, – сам удивляюсь, какого черта я с вами связался. Искупались, ну потеряли что-то, мелочь на поверку. И какая реакция?! А если бы что-то серьезное, действительно опасное, как бы вы себя повели?! Паникер вы, Василий Степанович!
– Оскорблять меня?! Директора?! – он подскочил со своего сиденья и стал передо мной. – Щенок, ты еще об этом пожалеешь!
– Я субординацию соблюдать не стану, – со злостью выкрикиваю, – могу и послать подальше!
– Тебе надо подальше! Как это ты еще не в Израиле!
– Последний довод королей – пушки, а у антисемита – Израиль.
– Ты. Ты?! Все у вас антисемиты! Узнаешь меня! – он весь дрожал, и его ощеренный рот с торчащими зубами был прямо передо мной, я когда-то увлекался боксом и, признаюсь, у меня мелькнуло желание выбросить вперед руку, но именно в этот миг я совершенно спокойно оценил создавшуюся ситуацию. Отошел от него. Кто знает, как поведет себя этот уважаемый мной и оказавшийся вдруг таким самодуром, перепуганный обстоятельствами человек. Впрочем, зацепить его посильнее надо, я с насмешкой сказал:
– Наконец мне стало понятно, по каким критериями из коммунистов подбираются директора!
– Узнаешь, узнаешь! – он уже орал.
– Василий Степанович! Прощай, рыбалка, я сейчас легким ходом двинусь домой, а вы сидите тут и переживайте до второго пришествия перспективу поголодать.
Я действительно поднял с травы свои мокрые штаны, стал их натягивать. Хуже было с пропитавшимися водой туфлями, но я один успел зашнуровать.
Видно, мои решительные действия как-то подействовали на моего директора, что-то, вероятно, щелкнуло у него в голове.
– Жаль рыбалку! – вдруг совершенно изменившимся тоном произнес он. – Уже б ловили.
Рядом плещется вода, и я понимаю, что бросить здесь человека с этой лодкой, с его снастями я не сумею, и надетые мокрые брюки – только бравада и демонстрация, кто-то должен быть разумнее. Я расшнуровываю и снимаю туфли, стягиваю штаны и голосом, не терпящим возражений, приказываю:
